В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

от нахлынувшего отката буквой «зю», стараясь побороть возбуждение.

— Если ты сейчас не признаешься, что это было, и что ты сделал там в ванной, я тебя убью, — восстановив дыхание произнесла она.

— Прям убьёшь? — Я знал, когда она шутит. Так вот, сейчас она не шутила.

— Зачем мне такой брат, если у него от меня секреты? Я лучше поплачу потом. Потому, что просто разлуку с тобой не переживу. А значит смерть без вариантов.

— Лучше так, чем предательство?

— Да.

Ну что ж, сам бог велел раскрыться.

— Маш, я не предаю. Я… Просто сам не понимаю, как эта хрень работает! Хотел сначала разобраться. Но, видно, не судьба.

— Показывай! — надавила она, подскочив и сев на кровать, скрестив ноги.

Я поднялся, сел рядом и зажёг над нами шарик. Маленький-маленький, чуть больше подшипникового. Но повертел им, заставив полетать по кругу над головами.

— Всё-таки двадцать третий был твой! — довольно улыбнулась она. — «Жалкий никчёмный мужчина»?

— Если мама узнает — мне хана! Меня запрут и будут исследовать, — озвучил я свою главную фобию. — А ещё засекретят. Если в твоей комнате есть пишущее оборудование — то мне так и так хана, есть возможность перехватить запись, пока ночной караул не передал по смене данные?

— У меня в комнате приборов нет, — замотала она головой. — Я попросила Олю не ставить. И пообещала, что буду спать у тебя. Она сказала, что да, сделает. Это всё же личное пространство, а я — царевна.

— Хорошо, если так. Но Маш, ты не удивлена! — воскликнул я.

— Я чувствовала. — Она расплылась в хищной улыбке. — Подпитка, она изменилась. Теперь это не нега… Ты не как зарядная станция сейчас, а как резонатор. Ты меня усиливаешь не пассивно, а… Саш, я даже не знаю, как это объяснить! Но подумала, что это может быть оно. Просто не верила до конца — так же не бывает!

Вот оно как!

— А ещё… Получается, мы не грёбанные извращенцы, да? Это магия нас толкает?

— Мне тоже так кажется, — кисло признался я.

— Это же замечательная новость! — Она оживилась и расцвела. — А то я думала всё, кукухой двинулась. К Ромодановской в клинику пора.

Я на это лишь пожал плечами. Да, это хорошая новость. Но, получается, буду хотеть её трахнуть, а она меня, после каждого моего магиченья? Но с другой стороны, она магичит, а мне крышу не сносит? Ладно, эту мысль, пожалуй, потом будем думать, сейчас есть вещи поважнее.

— Саш, как я счастлива за тебя! — Она бросилась ко мне в объятья… И заплакала. — Спасибо, спасибо что ты вернулся!

А вот теперь время для ПОСЛЕДНЕЙ правды, последнего откровения. Ибо ну не могу я это хранить в себе сам на сам.

— Маш… — Она почувствовала напряжённость, замерла. — Маш, это не совсем так. Я твой брат Саша, но… Не совсем тот Саша, с которым ты выросла. Тот ушёл.

Да, вечер признаний не окончен. Но мне надо было это признание озвучить, ибо хватит лжи. Я больше не хочу притворяться и обманывать. Даже если придётся вернуться на тот путь, с которого сошёл сюда, на вторую попытку. Зачем мне эта вторая жизнь, если те, ради которых я это сделал, не примут?

— Я просто был рядом — шёл своим путём. У меня была своя жизнь, и она тоже закончилась. И мы с ним случайно пересеклись. Он мог вернуться — слышал вас. Не хочу тебе врать, говорю как есть, и если станешь ненавидеть… Лучше ненависть, чем обман.

— Продолжай, — всхлипнула она.

— Он отказался возвращаться. Испугался. А чтобы уменьшить вашу боль, попросил меня заменить его. Он тоже любил вас, но оказался слишком слабым для этой жизни. Не приспособленным. Саша мёртв, Маш. Он где-то рядом, возможно, смотрит на вас, на меня — справляюсь ли, но с нами его нет, и больше не будет.

Она чувствовала, что это правда, я не пытался не то, что врать, но даже иносказательно преуменьшить что-либо.

Горе. Слёзы. Много слёз. Она рыдала более часа — у меня часы с фосфором. Но, наконец, выдохлась. Тихо призналась:

— Я подозревала и это. Что-то внутри свербело, щемило. Но почему так?

— Не знаю. Может быть так воспитали — слабым. И он оказался не готов. А может что-то ещё.

— А как же ты? Кто ты?

Я пожал плечами.

— И этого тоже не знаю. Я знаю много из того, что знал в той жизни альтер-эго, но только про кого-то, про что-то. Ничего про себя вообще. Это адский ад, Маш. У меня две жизни, две памяти… В которых я ничего не помню. Если ненавидишь — скажи.

— Если он ушёл сам… При чём здесь ты?

Но в голосе неуверенность. Я снова её обнял.

— Маш, я видел вас. Как вы любите. И согласился потому, что будете страдать. Я здесь из-за вас. Тебя. Ксюши. Оли. Жени. Мамы. Прими меня. Пожалуйста. Я стану лучшим братом на свете! Но мне нужно твоё понимание… И прощение.

— Я… Прощаю… То есть за что тебя прощать? Принимаю! Я принимаю тебя, незнакомец Саша!

Так и лежали, обнявшись.

— Но маме нельзя это говорить, — выдала она. — Она не поймёт.

— Я знаю. Только ты, больше никто.

— Как же нам быть? Я про магию. Это сложно скрыть. А если тебя не обучить, она разъест изнутри. И я совершенно не представляю, кто может помочь!

— Я тоже не знаю. А ты и правда простила?

Она пожала плечом.

— Саш, если ты думаешь, что я не поняла… Что это не совсем ты… Я поняла.

— Но как же тогда…

— Ты — Саша! — уверенно отрезала она. — Я тебя чувствую, не забыл? Мне невозможно соврать. От меня тебе невозможно что-либо скрыть. Да, ты… В тебе есть что-то, чего не было раньше. Какая-то добавка, начинка. Но это всё равно ты.

— Как так может быть?

— Не знаю. Может потому, что это ОН тебя послал? Попросил? Оставил вместо себя сам, это было его решение? А значит и ты не совсем теперь ты? Мы же не понимаем, как это работает.

Это точно, не понимаем. Помолчали.

— Крёстная сказала, она считает, тебя вернули для