Сурен Цормудян - Когда завидуют мертвым

— А как же та лодка наша и американский авианосец, про которые космонавты рассказывали? Помнишь? Они ведь отказались стрелять друг в друга и стали вместе бороться за выживание.

— Они были ответственны лишь за свои судьбы. И когда мир был похоронен, они обратились к голосу разума. Уже не было смысла продолжать войну. Задачи были другие уже. Выжить. С самого начала к голосу разума должны были обратиться сильные мира сего и не допустить катастрофы. Но когда случилось страшное и человечество пересекло границу необратимости, то очень скоро каждый стал предоставлен сам себе. Каждый, кто выжил. Я не говорю, что Крест поступил замечательно и героически. Нет. Но он поступил согласно долгу и присяге. Согласно обстановке военного времени. А самое страшное не то, что он сделал. А то, что человечество пришло к тому, что и он и многие другие были вынуждены так поступать.

Николай слушал Варяга и понимал логику его рассуждений. Но он категорически не хотел соглашаться с его, пусть и логически обоснованными, доводами. Васнецов чувствовал, что где-то все-таки был прав он, а не Яхонтов. Но потом вдруг снова вспомнил блокпост мародеров. Как Варяг расправился с двумя пьяными бандитами. А был ли у него выбор? Потом Николай убил Рану. Очевидно, в противном случае она убила бы его или кого-то из его товарищей. Потом они бились в стане конфедератов. А те могли просто выдворить незваных гостей и избежать бойни, в которой потеряли многих своих воинов. Но конфедераты схватились в битве с бандитами, духами, фашинами, сектантами, защищая призрачный шанс, который несли эти люди в луноходе. А был ли выбор? Был ли выбор в подвале амазонок? В придорожном мотеле каннибалов был выбор? Да, конечно, был. Но любой другой выбор мог привести к их гибели, провалу миссии, к поражению. Так, может, действительно Крест поступил правильно, взяв в свои руки пульт управления баллистическими ракетами той лодки? И все же Васнецов не хотел соглашаться с тем, что иначе нельзя было поступить.

Шлюзовой люк открылся, и из него показался Илья. Он вышел на улицу, поднял воротник своей шинели и закурил.

— О чем вы тут спорите? — спросил он, с каким-то странным выражением лица глядя на Варяга и Николая.

— Да вот, узнали кое-что интересное. — Варяг прищурился и внимательно посмотрел на Илью. — Про одного морского диверсанта, который с началом ядерной войны взорвал ко всем чертям натовскую базу на острове Ян-Майен. А потом застрелил пацифистски настроенного капитана подлодки, которая доставляла его группу на вышеозначенный остров, и запустил ракеты. Ты не слышал такую занимательную историю?

Людоед медленно поднес руку с сигаретой к лицу и сделал сильную затяжку. Он тянул время, подыскивая нужный ответ.

— Откуда такая занятная информация? — спросил наконец он, выпуская изо рта дым.

— Скажи, Крест, ты знаешь о секретном объекте под названием «Субботний вечер»?

— Слушай, Яхонтов, я что-то не пойму, к чему ты клонишь.

Варяг улыбнулся и показал рукой на записную книжку, которую сжимал замерзшими руками Николай.

— Ты хоть знаешь, что этот блокнот именно из этого бункера? Из «Субботнего вечера».

Крест вдруг сильно сжал зубами фильтр сигареты и нахмурился.

— Мать вашу, — все же вырвалось сквозь зубы.

— Илья. Давай уже в кошки-мышки играть перестанем.

— Я ведь чувствовал, что что-то не так с этим ежедневником, — усмехнулся Людоед, мотнув головой. — Это был я на той лодке.

— Расскажешь? — кивнул Варяг. — Зачем скрывать?

— А по-твоему, я всем должен трубить, что я один из тех, кто на кнопки нажимал? К чему это? Знаешь, какое к ним отношение среди выживших?

— Ты боишься?

— Нет. Страх тут ни при чем. Это просто здравый смысл. И привычка, выработанная годами. Мы не приучены были распространяться о той деятельности, которую выполняли на своих заданиях.

— Ну и как это все было?

— Ну, черт с вами. Полагаю, в этой хреновой книжке вы такого понавычитывали, что навоображали себе всякого. Лучше бы она тогда сгорела. Черт бы ее побрал… Короче… Мы проходили тренировку по минированию на Новой Земле. Потом кутерьма какая-то началась наверху. Нас то в Питер, то в Москву перебрасывали. Потом в этот бункер. У меня тогда были серьезные проблемы личного характера.

Об этом уж я точно говорить не буду. Слишком интимная сфера, знаете ли. В общем, банальная и глупая история, когда вокруг мужчины рушится мир из-за женщины. Она как раз в Москву переехала. И я тут оказался. Я ушел в самоволку из режимного объекта, хоть это и строго воспрещалось. Нашел ее, но… Не ваше дело, короче. Скажу только, что крыша у меня тогда поехала капитально. Прозрение дается очень болезненно. По возвращении в бункер я оказался в еще более неприятной ситуации. Наш куратор, контролер из спецслужб, вызвал меня на ковер и сказал, что террористы какие-то заминировали несколько станций метро. И я теперь под подозрением. Короче, взяли меня за шары крепкой хваткой. И предложили мне вступить в этот клан ассасинов. Завербовали меня, словом. Даже, так сказать, дали лицензию на убийство близкого мне человека, ставшего моим злейшим врагом. Дали мне оперативный псевдоним Ахиллес. Дескать, я такой сильный воин, но есть у меня ахиллесова пята. Эта роковая в моей жизни женщина. В общем, попал я в переплет, но в силу моего душевного состояния я был просто пластилином. Лепи что хочешь.

Дальше дело было так. Командир получил там какой-то инвентарь. Это потом мы узнали, что эти пять предметов — ранцевые переносные ядерные заряды. Потом минировали Ян-Майен. Мы даже не знали, что за мины закладывали по обе стороны фарватера. Заложили три заряда. Два осталось. Сделали дело и возвращались домой. И вдруг получаем сообщение, что началась война. Лодке было предписано всплыть. Нам было предписано послать кодовый сигнал на активацию и подрыв наших фугасов. Что и сделали. Там ведь были корабли новейшие с системой ПРО. С воздуха базу могли и не поразить. Поразили фугасами. Потом лодка пошла в зону пуска своих ракет. Но на капитана меланхолия какая-то нашла. Он женился буквально за месяц до этой автономки. Говорил нам, что нельзя делать эту дьявольскую работу. Людям надо заниматься любовью, а не войной. Тоже мне, Джон Леннон. Короче, вакханалия какая-то началась на лодке. И я со своим нервным срывом как нельзя кстати оказался. Я тогда о долге в последнюю очередь, наверное, думал. В первую очередь я хотел выпотрошить весь этот мир. Дескать, на, получи, стерва. Вот я какой могу быть. Я убил этого капитана. До сих пор жалею. Ведь мог просто его изолировать. Но я убил. Я совершал куда более нехорошие поступки потом. Но его жалею. До сих пор перед глазами этот влюбленный глупец, который, даже мертвый, прижимал к сердцу ее, жены, фотографию. Ракеты мы, естественно, запустили. Я там рулил этим делом. Потом был долгий переход домой. До Питера добрался. Потом дальше. Уж как я до Москвы добирался, я рассказывать не буду. Это не столь существенно. Но добирался долго. Потом нашел ее. Нашел и убил…