Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

и сама выгрызала дорогу, не стеснялась крушить и хамить, не заботясь о том, что стирает весь прежний рисунок, что когда-то художник попытался свершить.

Власть искусства оказалась сильнее, и Анастасия ничем не могла себе помочь, чтобы искусить эту власть. Решила поставить точку на Луне, и пусть Земля, как пожелает, так и живёт без её сияния!

Пронизывающий холод сразил из ряда вон нежданно, и тело напомнило ей, что она, всего лишь, человек, решивший бросить вызов Высшим силам.

Зубы застучали, руки задрожали, а колени превратились в лёд. Она пыталась избавиться от кисти, но, увы – даже сильные пальцы не могли её вырвать из губ. Ей казалось, что губы, как и колени, превратились в лёд и сейчас рассыпятся на мелкие кусочки. Однако, этот момент не приходил, и девушка, не хотя, продолжала губить чужую планету, не заботясь о своей.

Душа луны не была для неё похожа на круглый кусок света. «Душа какого-то народа!», – подумала она и начала представлять и продолжать эту мысль, чтобы отвлечься от боли. Народ представлялся внутри луны и ожидал своего освобождения, но получал нечто другое. Почему-то в мыслях замелькали Алуар и авры, но мелькания были недолгими. Слишком уж невероятной была эта мысль.

«Жизнь на луне ещё есть! Они ещё живут на ней!» – хором воскликнули её мысли и возжелали остановить губительную кисть, но Анастасия была бессильна!

Не остановить начатое, раз это нужно не только тебе.

Вновь вернулась ярость, будто почувствовала завершение шедевра и решила стать его основанием. Ярость вскрыла кожу и ворвалась в кровь, приучила её к огню и приручила к себе.

Вот и всё. С душой луны покончено, и конец был похож на первую, невероятную мысль. «Народ авров до сих пор жил на луне!», но теперь его не станет. Быть может, без Луны не станет и Земли…

–Кто ей дал на это право?

–Арлстау…

Точка была жирной, оставила отверстие в полотне и впустила в себя лунный свет. Анастасия поднялась с колен и отошла в сторону от полотна, со смирением взглянула на Луну, прощалась с ней и говорила ей: «Спасибо!», несмотря ни на что.

Секунда на прощание, и Анастасия прозрела от дара – раньше, чем все художники, что были до неё! Хоть раньше всех, но слишком поздно для себя!

Она дорисовала не душу луны, а душу Арлстау! Всё это время его душа таилась на Луне, поэтому он не мог дорисовать её, а она дорисовала.

«Нет! Нет! Нет!», – закричала она, но поздно! Она уже лишила Луну души художника!

Столько раз глядели вместе на Луну, и ни один из них не получил от неба мысль, что душа Луны это и есть душа художника, и нет у неё своей собственной души!

Взгляд бросился в землю, чтобы раскусить, чья душа бережёт планету Земля, но уже поздно!

Луна вспыхнула так жестоко, что ночь превратилась в день – но не такой, как от света Солнца. Свет был переполнен синевой. Анастасия протянула к нему руки, устремив ладони к небу, и свет полился по ним, как вода. Она с восхищением глядела на этот водопад, но видела в нём лишь конец – конец себя и всего мира.

Распахнула руки, чтобы величественно встретить смерть и возвела глаза к ярчайшему небу. «Вот и всё! Я иду к тебе!», – шептала она, скорее, своему художнику, чем кому-то ещё, но свет закончился также внезапно, как и наступил, и тишина обрушилась на остров!

Метнула взгляд на Луну – она, то гаснет, то вспыхивает! Луна похожа на, всего лишь, неисправность фонаря!

Взгляд резко бросился на полотно – на нём повис Арлстау в окровавленной, разорванной одежде, но живой и невредимый. Даже не услышала ни его прыжок, ни приземление, ни то, как он вонзил кинжал по рукоять в самую великую из ими созданных душ. Он эту душу начал, она закончила, и он её убил!

Счастливый взгляд девушки лишь слегка коснулся глаз художника и прижался к его рукам уже без счастья, наливаясь страхом и безнадёжностью, ведь художник только что убил свою душу…

Его руки тряслись и покрывались льдом. Кинжал упал на порог их дома и засиял синим пламенем, вместе с ним на порог рассыпались и кисти художника, и с леденящим звоном рухнуло на порог дома его обручальное кольцо.

Он снова был без рук, но ещё не знал, что только что убил и свою душу…

Художник поднимался с колен и в глазах его мерцало сожаление. Ему вспомнился сон, когда он искал остров по всему океану и чувствовал себя виноватым перед ним. Сейчас же, он чувствовал себя виноватым не только перед островом, но и перед Анастасией, и её поступок был для него его виной и его ошибкой.

У него был выбор – либо смириться, что сегодня настанет конец, либо дать миру ещё один шанс. Он выбор сделал, но не догадывался, насколько высока цена спасения утопающих…

Чувства Анастасии перемешались – любимый жив, но она убила его душу, как сама считала, и он, возможно, навсегда станет другим. Тем более, без рук…

Чтобы переосмыслить все чувства – нужны время и тишина; чтобы подарить Арлстау хоть слово – необходимы какие-то силы, но жуткий скрежет в небесах не предоставил ничего!

Затем грохот и гром был такой силы, что хотелось закрыть уши, но у одного не было рук, а другая сочла, что должна этот грохот терпеть.

Земля затряслась под ногами, но падать ещё не время!

Две пары глаз взглянули на луну и восхитились, и ужаснулись одновременно. На их глазах кто-то разорвал луну на две части! Грохот был, как весь гром небес, и из ушей тонкой струйкой стекала кровь!

Они не увидели тех рук, что разорвали луну на две части, но представляли, как они выглядят. Каждый представлял по-своему – Арлстау видел свои руки, Анастасия – свои!

Два неровных куска недолго висели в космосе, за мгновение потухли и пали вниз, как в замедленной съёмке, а потом скрылись из вида за горизонтом, потерявшись где-то в просторах космоса.

И наступила темнота…

Глава 13

Темнота и мужское рычание…

«Снег на дождь от души разозлился, вместе стали проточной водой. Также я с ночкой-ноченькой слился, стал её долгожданной частицей, и зовусь я теперь темнотой!».

–Любимый мой, – наконец, воскликнула Анастасия. – Что же я натворила!

В последней фразе он чувствовал усталость, но знал художник, что спать ещё не час. Сейчас случится что-то, и надо, просто, подождать