Эпоха Сочувствия Том 1: Балы и бомбы - Святослав Владимирович Макаревский

он никак не поможет солдатам… Потому, когда капитан объявил приказ, он ответил: «Слушаюсь!».

С тяжёлым сердцем он стал ждать очереди своего взвода. Первым пошёл взвод, которым командовал Арасан. Подпоручик вышел на учебную площадку и встал рядом с державшими бунтовщика гвардейцами. Этот картёжник не был ни искренним, ни притворяющимся патриотом… Казалось, занимали его в этой жизни только карты, вино и женщины…

– Взвод, вперёд! – сухо скомандовал он. – Вы слышали, что приказал господин полковник? Исполняйте.

Скулы Джориена дёрнулись, к горлу подступил комок. Он видел перед собой гвардейцев, так не похожих на воинов: красивые мундиры совсем не шли этим бледным и потным мужчинам с дрожащими руками. В глазах одного, совсем ещё юноши – высокого и худого, с россыпью веснушек вокруг носа – Джориен заметил панический страх. Молодой солдат разрывался… он боялся и оставаться, и бежать… Возможно, его внешний вид напомнил Джориену о Дарианне…

А эти два несчастных, которые держали бунтовщика…

Первым из взвода вышел кто-то из унтер-офицеров и смачно плюнул сдавшемуся солдату в глаза. Тот поморщился и часто заморгал.

– Вперёд! – повторил Арасан.

Джориен подумал: сейчас или никогда. Плевки… потом ещё и бить начнёт … От унижения человеческого достоинства очень быстро переходят к насилию…

– Ваше высокоблагородие! – громко и чётко сказал он. – Такое наказание уставом не предусмотрено…

– Что-о-о!? – Он и не думал, что полковник Гатторис умеет так вопить. Глаза командира, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит. Джориен непроизвольно вытянулся, задрав подбородок. Над плацем сияло солнце и висело мирное предзакатное небо… – Что-о-о! А ну молчать! Вы говорите об уставе, подпоручик, но сами-то его не знаете! Спорите со своим командиром! Учите его! А может быть, вы и сам бунтовщик?

Скулы Джориена дёрнулись.

– Я не бунтовщик, господин полковник! Само предположение об этом оскорбляет меня!

– В таком случае, вы не понимаете суть воинской дисциплины. Три дня гауптвахты начиная с завтрашнего.

– Есть, ваше высокоблагородие, – выдавил из себя Джориен. Он с болью смотрел на унижение солдат.

А потом сложил два и два и всё понял: Гатторис приказал все другие роты отправить по казармам, чтобы солдаты сидели там в неведении… Чтобы первая рота не могла попросить у однополчан помощи… Чтобы те сами не вступились за неё…

Поэтому на других учебных площадках никого и нет!

Гвардейцы всё ещё отказывались плевать в своего сослуживца. Лишь один-два унтер-офицера выполнили приказ, остальные стояли… Неужели действительно проснулся в них дух взаимопомощи, тот самый легендарный дух, из-за которого Лар-Кювэр так успешно воюет столько лет! Кювэрский солдат храбр, стоек, терпелив и, прежде всего, всегда готов помочь своим товарищам и отдать за них жизнь!

Полковник Гатторис стоял боком к нему, и Джориен видел часть его лица – того терзали сомнения. Командующий – не дурак, основатель политического клуба, в конце концов – наверняка понял уже, что перегнул палку, что отдал невыполнимый приказ, однако отступать было поздно. Полковник не мог сдать назад, показать свою слабость перед солдатами… И Гатторису остались только два варианта: ждать или давить ещё больше, надеясь сломить молчаливое сопротивление.

– Если не выполните этот приказ, то все будете объявлены предателями! Или вы думали, бунт останется безнаказанным? Армия держится на дисциплине! Все должны на него плюнуть, все!

Возможно, молчи он и дальше, солдаты всё же выполнили бы приказ, однако крик его словно вывел гвардейцев из оцепенения. Он намеревался ввязать сотню человек в унижение человеческого достоинства, а те никак не хотели этого делать…

Джориену на ум пришло изречение какого-то государственного деятеля: «Это хуже преступления – это ошибка». Своим глупым приказом Гатторис просто доведёт…

– Сейчас я преподам урок всем! – зловеще пообещал полковник.

Ему, вполне закономерно, ответил голос гвардейца. Голос человека… В гвардию абы кого не брали – только самых рослых и красивых молодых людей… У них было собственное достоинство… Они могли его проглотить на время, но не полностью отказаться от него…

И Гатторис надавил на этого человека, который знал о своём достоинстве, слишком сильно. Слабые, но постоянные удары сломили бы его… Однако, резкий и сильный заставил его воспротивиться.

– Братцы! Да что же это делают с нашими товарищами?! С нами?! – завопил один из гвардейцев. Его слова стали искрой, из которой вспыхнул настоящий костёр, и строй взорвался восклицаниями:

– Хватит быть рабами!

– Долой полковника Гатториса!

– Долой, что?! Бунтовщики! – Гатторис перепрыгнул через ограждение и ударил ногой стоявшего на коленях гвардейца в лицо.

– Это произвол! К оружию! – крикнул один из солдат. – Нас убивают!

Тотчас неповиновение переросло в бунт… Джориен поражённо наблюдал за тем, как строй солдат сломался и они бросились к стойке для винтовок и к разгруженным с телеги ящикам с патронами. Даже к арсеналу бежать не пришлось – сегодня рота проводила стрельбы.

– Предатели… – плевался выживший из ума Гатторис. Видно было, что он совсем потерял адекватность восприятия… Батальонный командир предложил вызвать лейб-гвардии коршаджский полк для усмирения бунта – Гатторис продолжал брызгать слюной.

– Адъютант! – завопил батальонный командир. – Эх, я сам поеду… Оставайтесь здесь! – бросил он офицерам, убегая прочь.

Джориен невольно переглянулся с Арасаном. Тот явно хотел бежать вслед за батальонным, но не решался: страх остаться боролся со страхом не подчиниться начальству.

Между тем двое солдат, доселе державших бунтовщика, помогли ему встать на ноги и отряхнуться. Подбежавший третий гвардеец наставил винтовку со штыком Гатторису прямо в сердце.

– Вы арестованы, ваше высокоблагородие! – процедил солдат.

– Я арестован? Я… Да вы с ума сошли, что вы позволяете…

Полковник на секунду отступил назад, а затем, озверев пуще гвардейцев, выхватил саблю. Солдат заколебался, не решаясь ткнуть штыком командира полка, и Ракций Гатторис нанес косой удар по шее бунтовщика. Джориен замер в ужасе. Шея гвардейца как-то неестественно скособочилась, во все стороны плеснула кровь. Клинок, по-видимому, застрял в позвоночнике. Гатторис дернул саблю, пытаясь высвободить ее, но безуспешно, выпустил рукоять, и тело солдата упало на землю. На лице навеки застыло удивление, смешанное с испугом и ненавистью.

Вооружившиеся солдаты и унтер-офицеры оторопело глядели на произошедшее.

– М-да… – протянул Гатторис, до которого только сейчас дошло, что он вызвал бунт и убил солдата. Затем будто нечто вселилось в него: полковник потребовал остановиться.

– Враг уничтожен! Вы ещё можете…

Договорить ему не дали – солдат остервенело бросился на Гатториса со штыком и вонзил клинок в грудь – полковник схватился за ствол двумя руками, то ли как за опору, то ли желая вырвать штык из груди.

А затем Гатторис обмяк, солдат толкнул его, и тот повалился навзничь. Гвардеец, на лице которого застыла гримаса