Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Малинин Евгений Николаевич

— Подожди пяток минут, потом нагоним!

Затем, открыв в своем ящике другое отделение, Бамбарак достал маленькую жаровенку, насыпал на нее немного древесного угля и поджег. Пока угли разгорались, он взял освободившуюся чашку, сполоснул ее водой из поданной возницей фляги и высыпал в нее немного порошка из небольшого холщового мешочка. Рядом с жаровенкой он выложил небольшой костяной нож и свернутую ленту чистого холста. Затем в ящичке снова было открыто отделение с флаконами, и лекарь, немного подумав, влил в чашку по нескольку капель настоев из трех разных флаконов.

В чашке у него образовалась странно густая, похожая на зеленоватое тесто масса. Бамбарак осторожно поставил ее на жаровенку рядом с тлеющими углями, а сам взял в руку костяной нож.

Мимо повозки, в которой лежал неподвижный дружинник, неторопливо проезжали другие повозки, их возницы и пассажиры с любопытством вытягивали шеи, пытаясь понять, чем там занимается изверг Бамбарак. А тот, склонившись над ногой Кайсуна, еще раз внимательно ее осмотрел, а затем, примерившись, быстро сделал глубокий крестовой разрез прямо по месту укуса. Из разреза выплеснуло темной, мгновенно вспенившейся кровью, которая тут же с поразительной скоростью начала сворачиваться, образуя толстую, почти черную, глянцевую корку. А Бамбарак, быстро схватив приготовленную льняную ленту, выложил на ее конец уже исходившую паром и, по всей видимости, очень горячую массу из чашки. Не давая массе остыть, он прижал ее к ране и принялся обматывать ленту вокруг ноги, стараясь поплотнее прижимать снадобье. Через несколько минут дело было сделано, и в этот момент обеспамятевший дружинник вдруг застонал, и тело его конвульсивно дернулось.

Бамбарак прикрыл Кайсуна легким одеялом и скомандовал:

— Трогай!

Возница взмахнул кнутом, и повозка сначала медленно, а потом все быстрее покатила по лесной дороге вслед за ушедшим вперед караваном.

Когда спустя шесть часов караван остановился, чтобы люди могли пообедать, к повозке, на которой все еще без памяти лежал Кайсун, подъехал хозяин каравана. Внимательно осмотрев неподвижное тело своего дружинника, он повернулся к стоявшему рядом с повозкой Бамбараку и негромко спросил:

— А он еще жив?

— Конечно, хозяин, — пожал плечами изверг. — Сейчас я поменяю ему повязку, и, возможно, к вечеру он очнется.

— А если не очнется? — задумчиво спросил Айрыс, не глядя на лекаря.

— Тогда он очнется к утру.

— К вечеру, к утру! — неожиданно рассердился многоликий. — Почему ты не можешь сказать точно?

— Потому что на разных людей сонное снадобье действует по-разному. Один от капли и трех часов не проспит, а другой и сутки бревном пролежит!

Айрыс еще раз внимательно посмотрел на Кайсуна и, подняв руку с зажатой в ней плеткой, погрозил извергу:

— Смотри, лекарь, если он к утру не проснется, я с тебя спрошу!

— Да, — с самым серьезным видом кивнул Бамбарак. — Господин Кайсун меня предупреждал!

Айрыс угрюмо кивнул и ускакал в голову каравана, а Вотша, вместо того чтобы обедать, начал менять повязку на ноге своего первого пациента. Когда он размотал служившую повязкой полотняную ленту, сидевший рядом возница даже охнул! Рана вспухла огромным багрово-желтым желваком, а из сделанного извергом разреза сочилась густая зеленоватая жидкость. Бамбарак еще раз очистил и обработал рану, наложил новую порцию мази и снова перебинтовал ногу. Кайсун во время этой процедуры даже не охнул.

К вечеру многоликому стало явно хуже — он начал стонать, открывавшиеся по временам глаза были воспалены и бессмысленны, на лбу и шее выступила испарина. Когда караван остановился на ночевку, к повозке, в которой лежал Кайсун, снова подъехал хозяин каравана. На этот раз он несколько минут молча смотрел на своего дружинника, затем развернул коня и ускакал. Вотша долго провожал его взглядом, потом вздохнул и вернулся к обязанностям лекаря.

Он не спал всю ночь. Как только на землю опустился час Волчьей звезды, Кайсун открыл глаза и хриплым шепотом попросил пить. Выпив чашку воды, в которую Бамбарак добавил каплю какого-то настоя, многоликий снова впал в забытье и лежал совершенно неподвижно. Только по его хриплому, прерывистому дыханию можно было догадаться, что он еще жив. А в самом конце часа Неясыти больной начал вдруг метаться, грозя то и дело вывалиться из повозки. Изверг-лекарь и проснувшийся возница с трудом удерживали его от падения, и эти метания продолжались почти до середины часа Жаворонка. Когда ночь стала отступать, звезды на небе тускнеть, а небо на востоке светлеть, Кайсун затих, и дыхание его немного выровнялось, хотя и оставалось частым и неглубоким.

Утром Бамбарак решил снова поменять повязку. Когда рана открылась, возница опять охнул от ужаса, а лекарь довольно хмыкнул. Вчерашняя опухоль немного уменьшилась, и сочившаяся из разреза зелень исчезла. Сами разрезы немного разошлись, а на месте укуса образовалось небольшое углубление, похожее на воронку, из которого медленно вытекала густая темная кровь, и в этой крови ясно были видны крошечные белые крупинки!

И в этот момент раздался суровый голос хозяина каравана:

— Что это такое?!

Возница поднял на незаметно подъехавшего Айрыса испуганные глаза и непонимающе замотал головой. А Вотша, не оглядываясь, совершенно спокойным тоном ответил:

— Это… яйца. Гнилой пильщик отложил их в ногу Кайсуна, но, похоже, я успел вовремя. Яд, который подкармливал яйца, удалось убрать, и теперь плоть Кайсуна выдавливает их из себя. Если ни одно из яиц не созрело, а мне думается, что так оно и есть, скоро все они выйдут наружу, и тогда многогранный будет здоров.

— А если они созрели? — спросил Айрыс, и голос его дрогнул.

— Тогда, господин, придется отнять ногу. Созревшее яйцо выбросит в плоть личинку, а та доберется до кости и внедрится в нее. Оттуда личинку, а затем и появившегося из нее пильщика уже не достать!

— Ну, так делай же что-нибудь! — воскликнул Айрыс.

— Я и делаю, господин, — не меняя тона, ответил Бамбарак, накладывая на рану новую порцию свежей мази и бинтуя холщовой лентой.

Хозяин каравана выругался, повернул лошадь и ускакал в голову каравана. Через несколько минут караван снова двинулся вперед, и снова лекарь-изверг шагал рядом с повозкой, на которой лежал многоликий Кайсун.

Еще двое суток многоликий был на грани жизни и смерти, но затем наступил перелом. Утром, на четвертые сутки после начала лечения, Кайсун открыл глаза, и взгляд его был ясен. Оглядев окружающий мир, он наткнулся взглядом на бледное, осунувшееся лицо стоящего рядом с повозкой Бамбарака и вдруг усмехнулся:

— Я смотрю, досталось тебе… лекарь!

— Досталось, — кивнул, соглашаясь, изверг и слабо улыбнулся в ответ. — Но оно того стоило.

— И долго я валялся без памяти?

— Трое суток.

— Так вот почему я так голоден!

Нет, в этот день Кайсун еще не встал со своей подстилки в повозке, но на следующее утро он, поддерживаемый Вотшей, уже с полчаса погулял перед отправлением каравана, а еще через сутки смог сесть в седло!

Вечером того же дня, когда караван остановился, люди, накормив лошадей и поужинав, легли отдыхать, Кайсун неожиданно слез с повозки, в которой ночевал, и, чуть прихрамывая, подошел к костру. Около костра, уставившись в невысокое, легко пляшущее пламя, сидел Вотша. Многоликий присел с противоположной стороны костра и минут пять также смотрел в пламя, а затем негромко спросил:

— Слушай, изверг, за что ты так не любишь многогранных?

Вотша не поднял на многоликого глаза. Он долго молчал, продолжая глядеть в огонь, а затем так же негромко ответил:

— Ты ведь и сам не поверишь мне, если я скажу, что люблю многоликих.

Кайсун, похоже, ждал такого ответа на свой вопрос и потому сразу же задал следующий:

— Почему же ты тогда со мной возился?!

Вот тут изверг наконец оторвался от огня и посмотрел в лицо многоликому долгим задумчивым взглядом. Кайсун понял этот взгляд по-своему и снова заговорил, стараясь, видимо, пояснить заданный вопрос: