Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Малинин Евгений Николаевич

— Особенно когда стемнеет.

Вотша, не совсем понимая сказанное и не зная, что ответить, лишь беспомощно улыбнулся, а Барба повернулась и, чуть сгорбившись, став совсем маленькой, направилась в сторону мастерской.

А темнеть начало скоро. Уже через час Вотша был вынужден закончить работу в огороде и, собрав инструмент, направился к мастерской. Там он застал тетушку Барбу у огромного плетеного короба с откинутой крышкой. Она аккуратно ставила в этот короб небольшие глиняные посудины, наполненные различными снадобьями, перекладывая их клоками сена. Вотша поставил инструменты на место, а затем подошел к коробу.

— Может быть, я могу помочь, тетушка Барба?

Его предложение прозвучало неуверенно, старушка в ответ, не прерывая работы, покачала головой:

— Нет, Вотушка, это я должна сделать сама. Ты лучше ступай в дом и позаботься об ужине.

Когда на небе проклюнулась первая звезда, они сели за стол. Ужин, как всегда, был легким, так что вечерняя трапеза надолго не затянулась. После ужина тетушка Барба начала убирать посуду, а Вотша вышел во двор, под ночное небо, встал, прислонившись к углу домика, и поднял глаза к темному небу. Позади него темный иззубренный абрис леса закрывал небосвод чуть ли не до половины, зато впереди и по бокам на темном, отдающем в фиолетовое небе рассыпались мириады звезд. Вотша скользнул взглядом по этой сверкающей россыпи… и вдруг замер. Прямо напротив него, словно выглядывая из засады, приподнялся оранжевый, пылающий торжеством глаз Волчьей звезды!

«Она нашла меня!.. — возникла в голове Вотши оторопелая мысль. — Она привела сюда волков!»

Он вдруг вспомнил, как давно он не видел в небе Волчью звезду!.. Не видел или… не замечал?! Неужели он мог забыть о ней! Неужели он мог… не замечать ее!

И в этот момент с дальнего конца деревеньки, оттуда, где находился дом старосты, донесся крик… Странный, полупридушенный, он напоминал скорее хрип отчаяния, чем вопль ярости или призыв о помощи. Вотша напрягся, ожидая повторения этого крика, но над деревней снова повисла тишина. Несколько минут изверг вслушивался в эту тишину, а затем тело его расслабилось, и он медленно двинулся к входной двери дома.

Вернувшись в дом, Вотша увидел, что тетушка Барба уже управилась с посудой и теперь, сидя за столиком, перебирала семена, определяя по каким-то, только ей известным приметам годные и отбрасывая в сторону испорченные. Услышав, что Вотша вернулся, она подняла голову и быстрым движением руки указала ему на небольшую кружку, стоявшую на противоположном конце столика:

— Вот, выпей-ка перед сном!

Вотша, привыкший повиноваться своей названой тетке, молча подошел к столу и взялся за ручку кружки. Однако поднять ее он не успел, над деревней снова взвился крик. Чуть громче предыдущего, он был наполнен такой душевной болью, что рука Вотши невольно замерла. Крик смолк, и вдруг, словно эхо отзвучавшего крика, к ночному небу поднялся тоскливый волчий вой!

Ноги у Вотши вдруг стали ватными, он быстро поднял кружку и сделал глоток. Глотку обжег густой, горький, странно… шершавый напиток!

— Пей все!!! — Голос тетушки Барбы прозвучал словно приказ, и рука Вотши дернулась сама по себе, пытаясь выполнить его, но… Но он усилием воли остановился, посмотрел на свою наставницу и покачал головой:

— Нет, тетушка, я пойду к себе, лягу и тогда выпью!

— Хорошо, — неожиданно согласилась Барба. — Только выпей обязательно!

Вотша кивнул и направился к двери, ведущей в заднюю комнату.

Оказавшись у себя, он не стал зажигать лампу, пристроенную на стропилине. Он знал свой чердак достаточно хорошо, чтобы в темноте пройти к своей постели, скинуть куртку с рубахой и улечься. Вот только пить настой тетушки Барбы он не стал — просто поставил кружку на пол рядом с изголовьем. Немного поворочавшись под легким одеялом, Вотша лег навзничь и снова прислушался к накрывавшей деревню тишине… Вот что-то прошуршало по крыше… Вот из лесу донеслось хлопанье крыльев… С противоположного конца деревни донесся неясный шум, похожий на громкий разговор нескольких мужчин, спустя десяток минут этот шум разбился на несколько более тихих шумов, словно бы расходящихся в стороны друг от друга. Один из них явно приближался. Обостренный слух Вотши вычленил этот шумок из всех остальных расплывчатых звуков ночной тишины — в сторону дома тетушки Барбы медленно направлялись трое. Они шли неторопливо, словно прогуливаясь, и негромко переговаривались на ходу…

Вотша чуть приподнялся в постели, он вдруг ясно понял, что идут за ним!..

Но он ошибся. Они остановились довольно далеко от домика Барбы, еще немного поговорили, а затем свернули в сторону, к одному из домов деревни. Через несколько секунд до слуха Вотши донесся громкий стук в дверь и зычный крик:

— Эй, изверг, открывай, гости дорогие пожаловали!

И почти сразу же последовал ответ:

— Прошу, господин, прошу!.. Какая милость, господин, прошу… Все мое — ваше, господин!..

Голоса смолкли.

Вотша снова откинулся на подушку — шли не за ним, он, похоже, вовсе не интересовал многоликих. Они просто… гуляли… веселились!..

Изверга снова окружили обычные ночные звуки: шорохи, по-весеннему едва слышное стрекотанье, редкое хлопанье крыльев. Вотша почувствовал, как его веки тяжелеют, как тело расслабляется, готовясь погрузиться в сон, и все-таки какая-то остаточная тревога мешала ему отдаться во власть сна, заставляла прислушиваться к ночи!

Прошло, наверное, около часа, и вдруг Вотшу снова приподняло с постели. Сначала он даже не понял, что это было, только спустя несколько секунд до него дошло — хлопнула дверь… потом еще раз хлопнула дверь, и по земле глухо затопали тяжелые сапоги. А затем высокий девичий крик сорвал Вотшу с постели:

— Господин! Не надо, господин! Не надо!!!

Вотша не понял, как он оказался у окошка, но ставня была откинута мгновенно, и он высунулся наружу, вглядываясь в темноту, чуть подсвеченную мерцающими звездами.

— С каких это пор извергинька будет указывать многоликому, что надо, а чего не надо!

Мужской голос был груб и насмешлив.

И тут Вотша увидел, что по соседнему участку в сторону их дома, петляя между кустами крыжовника, бежит невысокая тоненькая фигурка, закутанная во что-то белое, а за ней стремительно несется странный сгусток черноты… Нет, таких теней было две!

— Стой, девчонка, если не хочешь, чтобы тебя догнал волк!

Этот голос был до странности холоден, лишен эмоций, словно он обращался не к живому существу, а отдавал приказ… грязи под ногами.

Но светлая фигурка мгновенно замерла… застыла, даже не опустив вскинутых в беге рук. Две черные тени мгновенно оказались рядом, и безразличный голос поинтересовался:

— Ну что, здесь ее поваляем или в дом отведем?!

— В дом отведем, — ответил грубый с довольным смешком. — Я это дело при свете люблю делать.

— Не надо, господин… — словно эхо, безжизненное, обреченное эхо, пролепетал девичий голос, но ответом было грубое:

— Пошла, куда сказано!

И светлая тень, опустив наконец руки, медленно двинулась прочь от домика травницы, спотыкаясь и припадая к земле, видимо, от толчков, которыми ее подгоняли преследователи.

Вотша мгновенно оказался у противоположной стены чердака, и его руки, обдирая ногти с пальцев, срывали задвижку наружного люка. В следующую секунду он уже летел к земле. Приземлился он вполне удачно, только слегка откачнувшись к стене дома, но устояв на ногах. Изверг уже разворачивался, чтобы мчаться на помощь девчонке, но в это мгновение чья-то маленькая, но удивительно жесткая ладонь уперлась ему в грудь, припечатывая к стене, а голос тетушки Барбы сурово прошептал из темноты:

— Ты, стало быть, не выпил настой! И куда же ты теперь собрался, изверг?!

Слово «изверг» прозвучало, как пощечина, но Вотша не обратил внимания на это. Он дернулся, пытаясь вырваться, и просипел онемевшими губами:

— Это же Элайса! Они схватили Элайсу!!!

— Я слышала, — с чуть заметной горечью ответила Барба. — Но что ты можешь сделать?!