Залесье - Дмитрий Викторович Иванов

Но что, если вам спуститься с небес на грешную землю и просто подумать, когда вам было приятнее ехать? Вчера, когда облака буквально давили, а свет был тусклым, или сегодня, когда небо чистое, а мир наполнился яркими красками?

– Нам, лицам духовным, не подобает мыслить как вы. – Последние слова ставленник архиепископа произнес с особенной злобой. – Наши думы, желания и чувства всегда обращены к создателю. Этим мы и отличаемся от мирян.

Тэдгар подумал, что, скажи это служитель культа кому-нибудь из тех крепких ребят, которые следуют сзади, мигом бы получил кулаком в узкую хрупкую челюсть.

Однако магистра ответ брата Просперо ничуть не смутил:

– Да уж, мы люди простые. Нам не дано постичь тайны божественной сущности. Однако ваш духовный отец, его высокопреподобие господин Вац, считает, что мы с вами должны действовать сообща и только так сможем победить нечестивцев. В этой связи позвольте полюбопытствовать: как вы смогли установить связь с реликвией?

– Досужий интерес? – Наконец-то брат Просперо соблаговолил повернуть голову и посмотрел на собеседника большими неяркими, какими-то выцветшими глазами. – Мой господин терпим и снисходителен к простым людям, в силу своего высокого сана конечно. Меня же господь пока еще не наделил такой добродетелью.

– Брат, вы сердитесь понапрасну. Разве вам устав ордена не велит указывать мирянам на чудеса создателя? А не его ли чудо, что вы, находясь за много миль в замке короля, смогли отыскать реликвию воеводы Валуда? Почтеннейший архиепископ гордится вами. А вы не хотите поведать о таких успехах.

– Ладно, слушайте, – бросил мистик, скривившись. – Но на пользу церкви это не пойдет. Не думаю, чтобы чернокнижник – такой, как вы, – смог горячо уверовать.

Сэр Даргул не стал отвечать на очередную колкость и приготовился слушать.

Его молчание в ответ на дерзкую реплику обезоружило надменного клирика и заставило-таки начать рассказ:

– Его высокопреподобие сразу же разглядел во мне дар провидца. А другие… другие будто бы не замечали. Нет, замечали, но не хотели признать… И только он, он пытался всячески его развивать, мой дар… Да, именно так. Потому его высокопреподобие изволил забрать меня из монастыря, оттуда, где я… куда меня поместили после… Неважно… – Рассказчик тряхнул головой, будто отгоняя болезненные воспоминания. – Когда он велел мне найти святыню, я начал поститься, усердно поститься, это продолжалось несколько дней. Потом было бдение – бдение с непрестанным чтением молитв – о, сколько же их было! – и воскурением фимиама. Лишь затем господин архиепископ объявил, что я готов. Тогда он принес эскиз реликвии из того самого монастыря, где ее изготовили. Он велел запомнить каждую деталь, каждую черточку, каждый оттенок цвета, а затем благословил меня на глубокую долгую медитацию. Я впал в транс. Разум, он отделился от тела и вознесся туда… И тогда создатель ниспослал мне духовный образ святыни. Я созерцал ее силу, силу, посланную богом, я слышал молитвы, которые читали над ней, – много-много литаний, – ощутил тепло, жар света и разрушительные потенции тьмы, заключенные внутри. Какое счастье, какое счастье ощущать все это. Даже за десятки миль, больше сотни миль…

Тэдгар уловил перемены в голосе брата Просперо. Когда он рассказывал о духовной практике, ехидные нотки постепенно пропали. Вероятно, собеседник мастера по-настоящему вдохновлен своим служением и считает его высокой миссией, достойной восхищения и гордости. Одухотворенный юноша прерывался, часто повторял слова, будто желая еще раз прочувствовать те удивительные мгновения. Он уже не смотрел на старика и не прятал глаз. Взор будто был направлен вперед, но в действительности провидец не замечал ничего вокруг, а полностью предался воспоминаниям. Молодому магу даже стало несколько жаль беднягу. Значимость его трудов и тяжесть отрешения могли оценить лишь немногие избранные. Для большинства он – просто тщедушный дармоед, неудачник, который не пашет, не сеет, не строит. И не сможет удержать меч в слабой руке.

Меж тем мистик продолжал:

– Далее я начал созерцать бессвязные образы, мимолетные видения, странные тени. В моем разуме рождались нечеткие формы, расплывчатые силуэты. Трудно объяснить это тому, кто ни разу не испытывал подобного. Целый круговорот. Сравнить не с чем. Я поведал обо всем его высокопреподобию. И он благословил меня снова, укрепил в вере, сделал намеренья твердыми, решимость – железной. Слово, его слово, творит чудеса, чудеса божественного присутствия. Но даже при этом еще два дня во время транса я не мог различить ничего определенного. Порой мне казалось, будто образы прояснились, и появляться они стали на более долгое время. Испытание. Так сказал господин. Понимаете, всевышний с самого начала выбрал меня, выбрал тем, кто обретет реликвию. Но он хотел увидеть, как далеко я готов пойти ради священной цели. И они мелькали передо мной, эти тени. Порой мужское лицо, немного реже женское, чьи-то руки, неясные разговоры, шепот, гулкое эхо. Иногда удавалось различить свод сумрачного грота. Но я до сих пор не мог сказать, где святыня.

Теперь уже Иан и Радомер Селеш слушали рассказ мистика. Все молчали, боясь прервать поток откровений.

– Конец второго дня. Дорога. Я увидел ее четко, как сейчас. Мерзлая грязь с притоптанным снегом и белые равнины по обе стороны. А впереди – впереди горы. Тогда зашел его высокопреподобие, будто знал, предвидел. Он всегда появляется, когда его присутствие более всего необходимо. Воистину, всевышний ведет его. И дальше… О, я даже не знаю, как это расценить. Он, он опустился подле меня на колени, и мы молились вместе, вдвоем, одни в холодной комнате, пока свечи не погасли. Тогда он встал, положил мне руку на лоб и сказал: «Завтра обретешь» – и вышел. День третий. Все началось как обычно, как вчера, то есть как в предыдущий день. Снова бессвязные образы. Мужчина, женщина, пещера, коридор. А потом дорога. Снова она, опять четко.

Здесь рассказ достиг наивысшего накала, брат Просперо не просто произносил, буквально выбрасывал каждое слово и едва не переходил на крик. И уж точно он не видел ничего вокруг себя. Мистик вновь переживал откровение.

– А потом я начал слабеть. Я ничего не ел сутки. Даже моченую чечевицу, которой утолял голод раньше. Рассудок покидал меня, тело содрогалось. Причем то был не транс и не блаженный экстаз. Мне становилось плохо, я терял сознание. Уже не помню, не помню, как было. Но да, я рухнул, я все же не выстоял, свалился, впал в забытье. Потом проблески. А затем мрак. Я то возвращался, то уходил во тьму. Туда-сюда несколько раз. Сколько – не знаю. И вдруг – вот оно. Передо мной предстала картина. Она повторялась раз за разом. Дорога, она вела вперед по равнине к горам, далее склоны, скалистые склоны, деревня, нежилая, разрушенная.