Полет птицы Пэн - Priest P大

а «Великий святой Цин» – духом змеи-оборотня, также известным как «змей – защитник семьи». Говорили, что поклонение этим двум великим бессмертным могло защитить дом и подарить благополучие.

Чэн Цянь видел мемориальную доску, установленную в его деревне в честь «Великого святого Хуана», – на ней была точно такая же звериная голова.

Подумав об этом, он взглянул на Мучуня и вновь отметил, насколько тот худощав. У главы клана была маленькая голова, узкая челюсть, длинная талия и короткие ноги… Словом, старик во всех отношениях напоминал колонка!

Обуреваемый сомнениями, Чэн Цянь шагнул вперед и поклонился учителю, который, как он считал, вполне мог оказаться духом колонка в человеческом теле.

– Не стоит, это мелочно, – с улыбкой отмахнулся учитель. – В клане Фуяо нет строгих правил этикета.

«А что у вас есть? Курица, тушенная с грибами?» – с горечью подумал Чэн Цянь.

В этот самый момент их ушей достиг крик Хань Юаня:

– Учитель! Шисюн! О Небеса, какой убогий дом! Учитель, как ты можешь в нем жить? – воскликнул Хань Юань едва переступив порог. Он был отличным примером того, как подобает «не церемониться» в клане. Хань Юань по-хозяйски обошел весь двор и наконец остановился прямо перед Чэн Цянем.

Недавних сладостей с лихвой хватило, чтобы подкупить недальновидного и бедного как мышь мальчишку: поверив в его дружелюбие, Хань Юань без всякого ехидства окликнул шисюна, подбежал ближе и уцепился за его рукав.

– Сяо Цянь, почему ты вчера не пришел поиграть со мной?

Увидев его, Чэн Цянь ощутил поднимающееся в душе негодование. Он спокойно отступил на полшага назад, выдернул рукав из чужой хватки и с достоинством произнес:

– Четвертый шиди.

Сюэцин нарядил его как взрослого – с открытым гладким лбом и тонкими бровями Чэн Цянь красотой и очарованием стал подобен нефритовому изваянию. И будь он в самом деле создан из нефрита, казалось, ему можно было бы простить даже некоторую нелюдимость.

Хань Юань же был безродным нищим и, конечно, не имел ни малейшего понятия о такте и воспитании. Он был на редкость простодушен – если Хань Юаню не нравился чей-то облик, он не мог проникнуться к этому человеку симпатией. Но стоило ему поверить в чью-то доброту, и он начинал относиться к человеку с теплотой. Чэн Цянь казался Хань Юаню хорошим, поэтому он ничуть не обиделся на холодность шисюна и восторженно подумал: «Домашние дети такие застенчивые! Не то что мы, бродяжки. В будущем я должен больше заботиться о нем». Пусть это и был только его взгляд на ситуацию.

Глаза Мучунь чжэньжэня были маленькими, но взгляд их прожигал насквозь. Он стоял в стороне и отстраненно наблюдал за мальчишками. Но вскоре его терпение лопнуло: он больше не мог видеть, как Хань Юань растрачивает свой пыл на безразличного к нему Чэн Цяня[45].

– Сяо Юань, подойди-ка.

Хань Юань бодро подошел к шаткому столу.

– В чем дело, учитель?

Оглядев его с ног до головы, Мучунь чжэньжэнь торжественно произнес:

– Ты старше своего третьего шисюна, хотя тебя позже приняли в наш клан, поэтому сначала я должен сказать тебе несколько слов.

Похожий на колонка Мучунь все-таки был их учителем. Он редко держался с таким достоинством, и Хань Юань даже выпрямился, приготовившись слушать.

– Ты бойкий мальчик, но твоя слабость – легкомыслие. Мое тебе наставление: «будь тверд, как скала». Пусть эти слова напоминают тебе, что Дао Небес не терпит приспособленчества, тщеславия и рассеянности[46]. Помни, что нужно всегда оставаться сосредоточенным и ни в коем случае не расслабляться. Ты понял меня?

Хань Юань поднял голову, вытер сопливый нос и невнятно произнес:

– А?

Мальчишка не понял ни слова из сказанного.

К счастью, Мучунь не обратил внимания на его невежливость. Закончив говорить, он повернулся к Чэн Цяню.

Только тогда Чэн Цянь увидел, что его учитель вовсе не родился с прищуренными глазами, просто его веки обычно были опущены, отчего казалось, будто он не обращает внимания на происходящее вокруг. Теперь же его глаза были открыты, и Чэн Цянь увидел, как проницателен его чуть потемневший взгляд. Выражение лица учителя стало вдруг очень серьезным.

Глава 6

Атмосфера накаляется

– Чэн Цянь.

Неизвестно почему, но учитель всегда называл Хань Юаня «сяо Юань», в то время как Чэн Цяня звал полным именем.

По голосу сложно было понять, благоволил к нему учитель или нет, но каждый слог звучал четко и весомо.

Чэн Цянь растерянно поднял глаза, и его рука, спрятанная в рукаве, сжалась в кулак.

– Ну же. – Мучунь чжэньжэнь смотрел на него сверху вниз, и Чэн Цяню казалось, что учитель чересчур серьезен. Но в следующий миг Мучунь вновь смежил веки и превратился в доброго колонка. – Подойди сюда, – произнес он слегка смягчившимся голосом.

С этими словами учитель опустил ладонь на голову Чэн Цяня. Его кожа была горячей, а от одежды исходил едва заметный травяной аромат. Тепло его ладони постепенно проникло в тело мальчика.

Однако это нисколько не утешало Чэн Цяня – он все еще пребывал в смятении.

Он вспомнил слова учителя о Хань Юане: «бойкий, но легкомысленный» – и с тревогой подумал: «Что скажет учитель обо мне?»

В миг перед глазами Чэн Цяня пролетела вся его жизнь, от начала и до текущего момента. Он пытался припомнить все свои недостатки, чтобы как следует подготовиться к словам учителя.

Мальчик заметно нервничал, размышляя: «Может, он скажет, что я эгоистичен? Или недостаточно послушен? Или что мне стоит быть дружелюбнее?»

Но Мучунь чжэньжэнь не указал Чэн Цяню на недостатки, как Хань Юаню. Напротив, глава клана заметно колебался, подбирая нужные слова.

У Чэн Цяня похолодели руки и ноги. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем Хань Мучунь наконец, слово за словом, взвешенно произнес:

– Ты… В глубине души ты и сам все о себе знаешь. Позволь мне сразу перейти к сути? Моим наставлением для тебя будет «свобода».

Наставление оказалось настолько простым, что Чэн Цянь не сразу его понял. Он нахмурился: все его приготовления рассыпались, а вот напряжение, напротив, не уменьшилось, и даже наоборот – усилилось.

– Учитель, что значит «свобода»? – выпалил Чэн Цянь, но тут же пожалел о своем вопросе. Он не хотел уподобляться этому безмозглому дураку Хань Юаню.

Взяв себя в руки, он попытался придумать словам учителя логическое объяснение, а после робко уточнил:

– Значит ли это, что я должен очистить разум от лишней суеты и устремиться к самосовершенствованию?

Хань Мучунь сделал паузу,