Рыцарь из ниоткуда - Александр Александрович Бушков

– Этикет здесь – это я, – сказал Сварог. – Сатрап я, или нет? Завтра же введу какой-нибудь совершенно другой этикет, и все его будут соблюдать, как миленькие. – Он вспомнил матушку Елизавету Петровну и одну из ее шалостей. – Например, издам указ, чтобы на придворные балы мужчины являлись непременно в женских платьях, а женщины, соответственно, в мужских нарядах. Что вы улыбаетесь? Между прочим, такое однажды случалось…

– Никогда не слышала…

И неудивительно, подумал Сварог. Сказал:

– Это было очень давно и далеко отсюда, мало кто и помнит, даже книжники… Вы мне вот что скажите – и больше никогда не будем к этому возвращаться… Эти все ваши страхи, что я потребую благодарности… Должны же они были быть на чем-то основаны? У меня что, столь отвратительная репутация в королевстве? Говорите, не смущайтесь и без дипломатии. Мне далеко не всегда говорят правду даже те, кто это обязан делать по долгу службы, а король обязан знать о себе правду.

Вердиана чуточку замялась, но наконец ответила, открыто глядя ему в глаза:

– Как вам сказать, ваше величество… Никакой такой отвратительной репутации у вас, пожалуй, нет. Но очень много сплетничают о вас и ваших женщинах… Говорят, вы их меняете, как щеголь – перчатки и шейные платки. Простите, если я сболтнула что-то не то, но вы сами просили быть откровенной…

– Да нет, все правильно, – сказал Сварог. – То есть, в том смысле правильно, что я жду от вас откровенности, а не насчет женщин.

И со стыдом подумал, что в том, что гуляют именно такие слухи, виноват сам. Конечно, женщин он не менял, как перчатки, но до женитьбы покуролесил изрядно – доступные грации из Королевского Балета, придворные красотки, что сами вешались на шею, да и в Империи…

– Откровенность за откровенность, – сказал он. – Да, я не был в свое время образцом благонравия, хотя и не с таким размахом, какой приписывает молва. Но я, так случилось, год как женат и пообещал жене не изменять.

В ее глазах полыхнуло неистребимое женское любопытство:

– А кто она? И почему об этом никто не знает?

– Совсем скоро узнают, вот увидите, – пообещал Сварог. – Но обо мне говорить неинтересно – у меня все на виду, а что не на виду – то государственные тайны… Давайте о вас. Как отец?

– У него все отлично, – сказала Вердиана. – Поселился в том поместье, что вы мне пожаловали, отношения с крестьянами, пишет, складываются нормально. Знаете, именно мелкопоместные дворяне как раз и умеют ладить с крестьянами гораздо лучше богачей – жизнь учит… – она улыбнулась. – Он только говорит, что боится однажды проснуться и обнаружить, что все это приснилось…

Ну что же… Пусть и очень, очень редко, но и Сварог ловил себя на том, что боится проснуться и обнаружить, что все было не более чем сном. А на самом деле он только что очнулся от долгого запоя, произошедшего от полной неизвестности и безвыходности – на Бараглайском холме, в кольце облавы, когда совершенно непонятно было, как же отсюда выбраться, и удастся ли выбраться вообще… Глупости, конечно, но ведь случаются такие мысли, хотя прекрасно знаешь, что столь долгих и подробных снов не бывает… А хорошо бы – были. Тогда оказалось бы, что никто не погиб, что иные подлости лишь приснились и ни разу не пришлось в интересах дела и ремесла наступать на горло собственной совести. Правда, это означало бы, что все победы и достижения тоже приснились – но это, быть может, и не такая уж большая утрата, зная, что и горе с потерями и мерзостью в душе было только сном…

– Ваше величество, вы вспомнили что-то плохое? У вас стало такое лицо…

– Да нет, ничего, – сказал Сварог. – Вы сказали о снах, и я подумал: сколько всего с ними связано, и веселого, и грустного… – Как вам живется в замке?

Она улыбнулась почти беспечно:

– Сейчас уже немного привыкла. А первое время чуточку не по себе было в этой громадине. Дворецкий мне все старательно растолковал, так что я наизусть запомнила, – она подняла глаза к потолку и старательно произнесла, как заученное: – Восемьдесят три комнаты, большой и малый танцевальный залы, три каминных, залы для стрельбы, игры в кегли, парадная столовая на пятьдесят персон, еще несколько залов для игр и развлечений. Знаете, в первое время я себе выбрала три комнаты на первом этаже, там и жила, не расхаживала по замку. Потом стало веселее, появились гости, и Канилла, и Алента… Ваше величество, я не фамильярничаю, они сами хотели, чтобы я их называла по имени. Ну, а потом Канилла попросила приютить ее Ассамблею, я тут же согласилась, стало еще оживленнее и веселее… Вы ничего не имеете против, что я так поступила?

– Помилуйте, – усмехнулся Сварог. – Это ваш дворец, можете с ним делать что угодно, хоть завтра проиграть в кости… хотя, думается мне, от вас таких глупостей ожидать не следует. Ну, и как вам Ассамблея?

– Великолепно. У Каниллы все очень прилично – хотя я слышала про другие Ассамблеи, где нравы… гораздо свободнее. Вот только Алента пока что ни разу не приходила на танцевальные вечера. Вы ей запрещаете?

– Никоим образом, – сказал Сварог. – У нее просто хватало своих дел. В ближайшее же время собирается. Да и я загляну, если вы не против…

Он усмехнулся про себя. Ну что же, новое имя Яны ни у кого подозрений не вызывало и не выглядело необычным. Легализуя ее в Латеранском дворце, Сварог подобрал первую попавшуюся фамилию, лишь бы звучала правдоподобно, а вот с именем не стал заморачиваться: взял ее второе имя, чуть сократил, чуть изменил – вот и получилась баронесса Алента Вольмер. Мало ли каких редких для столицы имен и фамилий встречается в глухих провинциях…

– Ваше величество! Если мы разговариваем так откровенно и запросто… Мне бы хотелось кое о чем спросить, но не знаю, удобно ли будет…

Совсем освоилась девочка, подумал Сварог. Вот и хорошо, быстрее оттает…

– Вообще-то для меня нет неудобных вопросов, – сказал он, не раздумывая. – Разве что когда речь идет о государственных тайнах. Все остальное дозволено. Так что смелее.

– Я порой не могу понять, почему вы подписали «Акт о таньяже», а не дали окончательного развода? Вы ведь и в этом были вольны, вы король…

– По очень простой причине, – сказал Сварог. – Чтобы ваш бывший муженек не вздумал повторить тот же фокус. Он отнюдь не стар, а в округе, как мне