Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Малинин Евгений Николаевич

— Вот как?! — недобро ухмыльнулся князь, и словно в ответ на эту ухмылку на лицо Юсута тоже выползла кривая дергающаяся улыбка.

— Именно так, папочка, — снова пропела Лада. — Я этот подарок… эти стихи… запомнила наизусть, так что отнять его у меня можно только вместе с жизнью!

— Ну, а что насчет награды? — гораздо спокойнее, даже с легкой иронией поинтересовался князь Всеслав, бросив быстрый взгляд на снова замершего Юсута. — Ты действительно собираешься… э-э-э… поцеловать… изверга?

Последние слова дались князю с явным трудом.

— Я считаю, что поцелуя слишком мало за такой богатый дар, — совершенно серьезно проговорила Лада, — и поэтому прошу тебя, отец, возвести этого мальчи… этого изверга Вотшу в ранг моего пажа!

И после этих слов нависшее над пиршественным столом грозовое напряжение мгновенно исчезло. Гости возбужденно загалдели, послышались смешки, звон кубков, но голосок княжны снова перекрыл поднявшийся гвалт:

— Я говорю совершенно серьезно, отец!

Князь вышел из-за стола и подошел к дочери. Погладив ее по каштановой голове, он спокойно и в то же время властно произнес:

— Я думаю, дочь, твое решение, твоя просьба ко мне вполне совместна с твоим званием, с твоим положением. Вряд ли кто-то из присутствующих сочтет ее… недостойной! А потому…

Князь быстро отошел к красному углу трапезной и, сняв с костыля висевший там большой ключ, вернулся назад.

— …А потому, — торжественно продолжил он, — я посвящаю Вотшу, изверга нашей стаи, в ранг твоего пажа.

И князь коротко коснулся бородкой ключа обоих плеч Вотши.

— Служи своей госпоже всеми своими силами, знаниями, умениями и чувствами! — веско проговорил князь, глядя прямо в глаза Вотше. — И пусть твоя госпожа никогда не пожалеет о своем выборе!

После этих слов князь повесил ключ на прежнее место, а сам вернулся к столу.

Лада повернулась к Вотше, быстро и аккуратно спрятала клочок кожи в карманчик сарафана и громко сказала:

— Теперь ты — мой паж и должен всегда находиться рядом со мной. Встань за моим стулом!

Она протянула ему свою маленькую руку, и Вотша, неожиданно для самого себя, опустился на одно колено и приник губами к этой руке.

Снова над пиршественным столом повисла тишина, и в этой тишине княжна прошествовала к своему месту, а Вотша проследовал за ней и, пододвинув ей стул, встал за его спинкой!

Князь с улыбкой посмотрел на любимую дочь, затем перевел взгляд на застывшего за ее спиной Вотшу и, перекрывая гул голосов в трапезной, спросил:

— Значит, ты, извержонок, сочиняешь стихи? Вот никогда бы не подумал, что ты способен на такое!

— Господин, — склонил голову Вотша, — княжна сильно преувеличила мои способности, назвав то, что я написал, стихами… это очень слабые опыты…

— А может быть, ты прочтешь нам что-нибудь из своих опытов? — вмешалась в разговор княгиня, гораздо лучше знавшая способности Вотши. — Ведь княжна вряд ли поделится с нами своим подарком, хотя и хвастает, что знает его наизусть!

Князь бросил в сторону Рогды удивленный взгляд, затем снова посмотрел на извержонка и неожиданно согласился:

— А что, действительно, прочти нам что-нибудь!

Вотша переводил растерянный взгляд с Всеслава на княгиню, явно не зная, что ему делать, и в этот момент раздался хмельной голос Юсута:

— Пусть! Пусть читает! А мы посмеемся!

Все сидевшие за столом княжата и большинство дружинников одобрительно загудели, а некоторые даже застучали по столу кубками, требуя стихов.

Вотша перевел взгляд на ирбиса, и тут князь увидел, как извержонок подобрался, из его взгляда исчезла растерянность, он сделался острым, пронзительным. А затем, перекрывая гомон в трапезной, раздался громкий мальчишеский голос:

— Слушаюсь, господин, — Вотша коротко поклонился в сторону князя. — Слушаюсь, госпожа, — последовал поклон в сторону княгини. — И тебя, княжич, постараюсь ублажить, прочту… веселое… смешное!

Гул, висевший над столом, мгновенно стих, все повернулись в сторону новоявленного пиита. И тот прочитал:

Мальчишеский голос смолк, и в трапезной повисла звенящая тишина. Взгляды всех присутствующих, словно по мановению волшебной палочки, сошлись на широком, узкоглазом лице Юсута. А тот пьяно засмеялся, но, наткнувшись на всеобщее молчание, захлебнулся смехом, не понимая, что происходит. Целую минуту длилось это молчаливое разглядывание, а затем весь стол грохнул яростным, безудержным хохотом! Смеялись все, даже княгиня вытирала платочком выступившие на глазах от смеха слезы. И только Юсут не понимал, что же так развеселило всю компанию, но постепенно до него стало доходить, что смеются над ним… Однако в этот момент Всеслав, пересилив себя, перестал смеяться, встал со своего места, поднял кубок и, переводя разговор на другое, громко сказал:

— А теперь послушаем нашего мудреца, главного наставника наших детей, мэтра Пудра!

В пять секунд над столом снова воцарилась тишина, и со своего места поднялся неопрятный толстяк в тесной одежде, сидевший рядом с Ладой. Взяв со стола свой налитый почему-то только до половины бокал, он свысока оглядел притихший стол и… задумался! Его светлые, прозрачно-голубые глаза вдруг остекленели, толстая нижняя губа отвисла, а рука, державшая бокал, задрожала. Около минуты в малой трапезной стояла тишина, а затем мэтр Пудр встрепенулся и хрипловатым баритоном произнес:

— Так о чем это я?..

— Вы, досточтимый, хотели сказать несколько слов о своих воспитанниках и нашей сегодняшней хозяйке пира, Ладе, — с чуть заметной смешинкой в голосе напомнил ему Всеслав.

— А-а-а, да-да! — оживился мэтр. — Должен сказать, вожак, что эти ваши воспитанники — настоящие… э-э-э… разгильдяи! Я занимаюсь с ними уже… э-э-э… очень долго, а язык западных стай освоил лишь… Сигрд, да и то в весьма небольшом объеме! Но он хотя бы может, как мне кажется, объясниться на этом языке. Что касается наречий языка восточных и южных стай, то ими в достаточной степени владеют Юсут и Асхай, но языки этих стай очень похожи, а для Юсута и Асхая одно из этих наречий — родное! Что касается письма и чтения, что, в общем-то, неразделимо, то этим искусством владеет только прекрасная Лада, мальчики не умеют читать и писать и, мне кажется, никогда не научатся!

Тут он вдруг обнаружил у себя в руке наполненный бокал и, изумленно уставившись на него, замолчал. Секунду спустя мэтр Пудр поднес свой бокал поближе к глазам, потом понюхал его содержимое и еще раз обвел взглядом замерший в предвкушении нового веселья стол.

— Господа, я… э-э-э… что-то не совсем понял… — В это мгновение его взгляд задержался на княжне, и в его голове, видимо, несколько прояснилось. — Да, конечно, — удовлетворено кивнул он сам себе. — Я поднимаю этот бокал за лучшую в моей жизни ученицу, княжну Ладу!

Он поднес бокал к губам, начал пить, но внезапно, словно вспомнив нечто важное или некую недодуманную мысль, не допив, опустил руку с бокалом и снова впал в задумчивость.

Стол грохнул хохотом, но мэтр Пудр не слышал всеобщего смеха, он был погружен в свои размышления.

Наконец Всеслав поднялся со своего места, через голову дочери протянул руку и положил ее на плечо мэтра. Тот вздрогнул и поднял глаза на князя.

— Садитесь, уважаемый, — с легкой улыбкой произнес князь. — Я благодарю вас за произнесенный тост.

Мэтр Пудр как-то растерянно улыбнулся и опустился на свое место, а Всеслав, вдруг посерьезнев, обратился к Юсуту и сидевшему рядом с ним невысокому мальчугану с рыжими короткими волосами и странно плоским лицом.