Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

здесь ярче, и красочней облака. На свежий воздух выходить не пришлось ради них, потому что спальня у Анастасии такая же, каким был чердак у художника – со стеклянной крышей и простором для глаз.

Приняли ванну вдвоём, и без сил окунулись в белоснежную простынь, свернувшись на ней в совместный клубочек, несмотря на то, что было жарко.

Сегодня не было в их постели темноты и мужского рычания, грубость пальцев не прикрывала уста. Сказалась усталость и опустошение от сегодняшнего дня. Сказав друг другу пару слов любви, уткнулись в стеклянное небо и, молча, засмотрелись в звёзды.

Большая медведица ярко светила в глаза, и Анастасия, довольно-таки, быстро не выдержала яркости, прикрыла веки, и в бездну Морфея окунулись её карие очи. Она сладко заснула в объятиях художника – самой счастливой на самой несчастной планете.

Художнику же было не до сна. Ночь темна, но открытые веки пропускают мечтания в глаза, но мечтания легко сбить самолётом, заполненным беспокойством и переживаниями. Ночь это его время, наступает тишина, и мысли почти истинны.

«Почему я сбежал?», – спросил он себя, и ответов океан, но где-то в нём есть нужное море. – «Своё царство я бросил на жребий, только жребий меня загубил!».

«Приходилось быть сильнее других, чтобы не ловить в их взглядах калеку, и калекой быть перестал, но из-за меня погас город, из-за меня убили Иллиана, из-за меня рухнула ракета в мире Данучи, из-за меня началась война! Хотя, откуда я знаю, началась ли она, ведь я отрезан от мира? Раз люди так боятся конца света, рискнут ли они начать войну на пороге веков? Скорее, нет, чем да! Но, есть и другая сторона их страха, ведь часть тех людей, которые боятся конца света, на самом деле, его желают! Господь мой, поэтому ли ты пожелал, чтобы, рисуя души, я творил ими историю?», но Господь промолчал, он был там, где сегодня война.

«Желание покинуть дом было высоко, хоть я и чувствовал, что, если останусь, Леро станет женой, а я буду рисовать души лишь для неё, но я ушёл, и это не случилось! Почему я так горячо желаю творить историю мира, а не свою собственную жизнь?! Потому что это моё, у меня это не отнять!». Мысли, мысли, мысли, это всего лишь мысли…

Большая медведица светила в глаза, и художник вспоминал тот момент, ради чего он нарисовал её душу. Для кого-то это творение сочтётся самым бессмысленным, но для художника оно самое значимое. «Те семь звёзд станут кому-то одним Солнцем…», – мечтал он, и мечта желала сбыться…

Он не всё рассказал Анастасии о первой любви, всё рассказать о таком невозможно. Его первая любовь была слишком светлым человеком для него, и в этом он видел причину случившегося, ведь считал, что она достойна лучшего. Счёл себя недостойным её чистоты – ошибка каждого мужчины.

Анастасию нельзя назвать светлячком, раз она правила миром и решала судьбы людей. Возможно, поэтому фортуна разыгралась на их стороне, из-за их совместимости в тьме, и Бог позволил им быть вместе, пусть и вдалеке от всего мира.

Они оба далеки от света, хоть свет в них и есть, но разве тьма не может быть достойна любви?! Кто достоин любви? Только добрый? Или тот, кто меняет сердца? Кто у Бога был силой отобран или тот, кто у тьмы за Творца?

Это, всего лишь, мысли художника, хоть и без кавычек, и ответов. Но это всё его, и всё равно, что уже повторялись, когда ещё душа не взлетела на свой перекрёсток…

Послышался скрип кресла в прихожей, словно кто-то в нём удобно расположился, и сердце не ёкнуло, но насторожилось. Арлстау аккуратно убрал руку Анастасии со своей груди, стараясь не разбудить, и поднялся с кровати. Осторожно открыл дверь и заглянул в прихожую.

В прихожей горел камин, дрова трещали по швам, смирившись со своей участью. В кресле кто-то сидел, но, спинка высока, и, чтобы увидеть кто там такой наглый, нужно либо обойти, либо подкрасться сзади.

Арлстау выбрал второе и засеменил. Сердце колошматило рёбра, а шаги не были беззвучными и выдавали крадущегося, но восседавший в кресле намеренно молчал.

Барабанная дробь, художник заглянул через спинку кресла и облегчённо выдохнул скопившийся в лёгких углекислый газ.

–Зачем так пугаешь? – возмутился он.

–Чтоб не расслаблялся, – улыбнулся ему мальчик.

–Зачем разжёг камин?

–Мне стало холодно.

И правда, руки мальчика посинели и дрожали от неведомого холода. Только вот, где он умудрился его найти?!

–Зачем ты пришёл?

–Три вопроса и везде слово «зачем» – удивительно…

–А ты отвечай, а не удивляйся! – раздражённо воскликнул художник.

–Пришёл поддержать тебя после твоего первого поражения!

–Почему поражения? – с сомнением в голосе спросил Арлстау. – Не заметил, что был кем-то побеждён!

–Да? А разве не твоей целью было лишить человечество веры в конец света?

–Да, и я это сделаю.

–А почему сомнение в голосе?

–Говори, что случилось!

–Ты потерпел поражение, потому что теперь ты один на этой планете не веришь в конец света! Ты поджёг весь океан иллюзией и показал всему миру, на что способен твой талант. Теперь враги будут стрелять, пока ты не убьёшь их всех…

–И что мне делать? – спросил художник шёпотом, с отчаянием.

–Поражение должно бодрить и вдохновлять на новые подвиги, приносить перемены! Если сдашься, опустишь руки до колен, то не быть тебе победителем!

–Поэтому ты так мёрзнешь? На тебя жутко смотреть!

Арлстау оглядел мальчишку – тот посинел от холода, зубы стучат, скулы не находят место, а маленькие ручонки ослабли и не могут поднять себя. Он был жалок каждой молекулой себя.

–Мёрзну, потому что чую приближающийся холод, он уже близко…

–Почему ты желаешь мне помочь? – спросил художник, не желая знать, с каких сторон летят холодные ветра.

–Помогая другим найти дорогу, больше шансов найти свою.

–Разве, ты не нашёл свой путь?

–Возможно, ещё нет…

«Удивил!», – подумал про себя художник. Неожиданно слышать такое от него. Был бы он человеком, тогда ладно, но он…неизвестно кто, но, явно, не человек.

–Твоего брата видят люди, он появляется при них и говорит им неприятные вещи, а ты появляешься лишь, когда я один…

–Люди не смогут меня увидеть и услышать. Появляюсь, когда ты один, лишь для того, чтобы не ставить тебя в неловкое положение, что ты разговариваешь сам с собой.

–Как Данучи?

–Да.

–Чем он лучше меня? Тем, что скромен, а я высокомерен?

–Увидишь. Скромность или высокомерность это выбор каждого – кому, как удобнее жить. Высокомерность