Дети мертвой звезды - Алекс Джун

– Я – паршиво, – угрюмо отозвался Лёд. – Не уверен, как долго смогу находиться в рассудке. Здесь нет смены времени суток, часы стоят, механизмы не работают. Я пока не хочу ни есть, ни пить. Но надолго ли? Брат говорил, что в местах, где нет естественного освещения, люди по непонятной причине переходят на сорокавосьмичасовой режим: тридцать шесть часов бодрствования и двенадцать – сна. А у меня и без того все настройки сбиты с рождения.

– Долгая изоляция от мира может быть опасной. Я как-то читал о разных социальных экспериментах и случаях. Например, как девушку держали в одиночной камере. Ей стали мерещиться вспышки света и чей-то крик. В итоге оказалось, что кричала она сама. Но нам-то проще. Мы с детства не особо включены в общество и натренированы быть одинокими. А что касается голода и жажды, то я тоже их не чувствую. Надеюсь, так будет и дальше.

– Как думаешь, сколько мы уже сидим в этом проклятом поезде?

– Часов пять? – предположил я. – А может, и все десять. Чёрт, кажется, теперь я понимаю, каково это – быть в твоей шкуре.

– Так замечательно вжился в роль, что уже целуешь мою женщину, – без тени злобы проговорил Лёд, просто констатируя факт.

– Говоришь, будто она вещь, которую можно взять без спроса. – Я не хотел ссориться, но Лёд начинал меня раздражать.

– Я не то имел в виду, угомонись.

Видимо, Лёд пытался не обострять ситуацию и нарочно сглаживал углы, но я чувствовал, что внутри меня бушует неведомый мне океан эмоций, который героически сдерживали мои воля и разум, но я не знал, надолго ли их хватит. Я был сам не свой и понимал, что лучше будет поскорее расставить все точки над «i», а после забиться в тихий уголок и успокоиться.

– Если тебя оставить одного, ты будешь себя адекватно вести? Не станешь, например, биться головой о пульт управления или грызть датчики? – на всякий случай решил уточнить я.

– Грызть точно не буду, я же не крыса. – Лёд постучал пальцем по круглому циферблату, но стрелка даже не дёрнулась. – Я бы хотел попробовать создать электромагнитный импульс, возможно – это поможет открыть двери. Но не могу найти ничего подходящего. Думаю разломать здесь всё. Но вдруг от этого станет только хуже?

– Сам решай, я не знаю, – честно признался я и решил перейти к самому трудному пункту в списке моих дел – объясниться с Ягой.

Шаманка сидела в вагоне вместе с Врачом и уже успела накрутить целую ораву тряпичных куколок, на которых пошла большая часть её подола, и теперь платье Яги едва скрывало заветную точку схода её стройных, худеньких ног. Я даже замешкался на несколько секунд, пытаясь вспомнить, зачем вообще сюда пришёл. Короткие платья на девушках обладают удивительной способностью тормозить все мыслительные процессы окружающих мужчин. Я взглянул на Врача, который со скучающим видом колупал стенку. Видимо, у него был к подобным зрелищам иммунитет, в отличие от меня.

– Зачем ты делаешь кукол? – начал я издалека.

– Это обереги. И отличный способ отвлечься, – проговорила Яга, любовно перебирая игрушки.

– Духи молчат?

– Да. И я даже рада. Я ещё не решила, какой ответ хочу от них услышать – живы мы или мертвы. Пока мы взаперти, это не столь важно.

– А я бы хотел быть живым. После смерти я рассчитывал на что-то более радостное, чем старый поезд, поросший цветами, – улыбнулся я.

– Ты собирался мне что-то сказать? – Яга смерила меня проницательным взглядом из-под пушистых ресниц. – Сперва ты увёл парня, потом тот вернулся за своей девушкой. Он был зол, а она слишком взвинчена. Теперь ты пришёл ко мне с видом побитой собаки.

Я открыл было рот, но Яга коснулась моих губ кончиками пальцев:

– Я не слепая. Когда вы только приехали в мой город, я сразу догадалась, в какие игры вы втроём играете. Только он, – она кивнула в сторону Врача, – был для меня загадкой. Теперь я понимаю, что вы для него были чем-то вроде мышей для экспериментов. Мой брат тоже сперва препарировал животных, тренировался. Полагаешь, здесь чистилище, и стоит только вывернуть своё сердце, вытрясти из него хорошенько старые секреты и прочий мусор, похожий на тот, что скапливается под подкладкой у сумки, как двери поезда откроются?

– Нет, я так не думаю, – ответил я. – Но будет значительно проще, если мы будем честны друг с другом. Поскольку тайн и неизвестности и без того хватает.

– Тогда скажу честно. – Яга посмотрела на меня до того смело и откровенно, что я даже засомневался, действительно ли это она, а не вселившийся в её тело блуждающий дух. – Прекрати думать о той девушке. Ты ей нужен просто для сравнения. Мечтаешь, что она будет тихо сидеть у твоих ног, пока ты листаешь книги? Или хочешь, как он, – она кивнула в ту сторону, куда ушёл Лёд, – словно гончая рыскать по её следам, участвовать в авантюрах и никогда не знать покоя?

После слов Яги я сник. Конечно, я понимал, что мы с Эй разные и по темпераменту, и по взглядам на жизнь. Но именно это меня в ней и привлекало.

– Ты замечал, что мотыльки летят на огонь? – беспощадно продолжала Яга, слова из неё лились рекой, смывая привычную косноязычность. – Конечно, замечал. Любой свет они воспринимают как открытое пространство и думают, что там их ждёт вкусная пища и свобода полёта. Но стоит им слишком приблизиться к пламени, как бедняжки слепнут и начинают паниковать, метаться из стороны в сторону. Мотыльки пытаются сбежать, но именно свет кажется им единственным выходом, словно заманчиво приоткрытая дверь, а окружающая темнота видится непреодолимой стеной, тупиком. Поэтому они делают последний рывок и сгорают. Выход и спасение – не всегда там, откуда льётся яркий свет и струится тепло, – назидательно подытожила Яга.

Я протянул руку к тёмным волосам Яги, шёлковыми волнами спадающими ей на спину, а после обнял, уткнувшись носом в тёплое плечо. Моё сердце было абсолютно спокойно, оно не делало бешеных кувырков, не пыталось выпрыгнуть через рот и уж тем более не нашёптывало идиотских идей. Возможно, спасение действительно в тени, где правят тишина и покой. Я знал, что Яга не сделает мне больно, не предаст и не разыграет злую шутку потехи ради. Её нежные пальцы осторожно гладили мою шею, похлопывали по спине, перебирали волосы. Не знаю, сколько времени мы вот так держали друг друга в объятиях, пока дверь не распахнулась и Лёд не заорал с порога:

– Эйнштейн говорил, что