Дарелл Швайцер - Маска чародея

Я сел, скрестив ноги и из скромности прикрывшись руками.

Она посмеялась и над этим.

— Я уже подробно рассмотрела все твое тело, Секенр, и потрогала все, что мне хотелось. Именно поэтому я и оставила тебя обнаженным. Чародеи слишком многое прячут на своем теле тем или иным образом. Самая обычная уловка — татуировки. Я знала одного чародея, который каленым железом выжег на себе множество магических знаков. Ну и что хорошего это ему принесло? Я убила его, как и всех остальных. Отметки на твоем теле не имеют ничего общего с магическими знаками — они ничего не значат. Ах да, ты пробудешь здесь достаточно долго, и если тебе захочется помочиться, не стесняйся. Вода проходит сквозь стекло точно так же, как и воздух. Принесла ли тебе… облегчение эта информация? — И вновь она рассмеялась, словно сказала что-то очень остроумное.

Я бесстрастно изучал ее, удивляясь про себя, как она могла сказать, что метка Сивиллы у меня на лбу не имеет никакого значения.

— Я назову тебя Одетой в Смерть.

— Я плюю на твое имя, — сказала она, сплюнув. — Так что оно не имеет надо мной власти. Удивлен?

— Но все же это удобно. Придется же мне хоть как-то тебя называть.

— Зови меня, как тебе нравится, Секенр. Не думаю, что наши с тобой разговоры затянутся надолго.

— Что ты от меня хочешь?

Ее улыбка исчезла моментально, как маска, словно она сняла ее и отбросила в сторону. Она тяжело поднялась на ноги, склонилась над свечами и прижалась лицом к стеклу, злобно оскалившись. Ее зловонное дыхание и дым из крошечных ртов моментально заполнили сферу. Я отшатнулся, закашлявшись.

— Я хочу все, что у тебя внутри, Секенр. Ты слишком слаб и слишком глуп, чтобы защитить себя. Преодолеть твою дурацкую защиту было для меня не сложнее, чем разорвать обычную паутину. Я просто смела ее со своего пути. Глупый Секенр, ты похож на грубый глиняный кувшин, наполненный золотыми монетами. Я выкачаю из тебя все, что можно, а то, что от тебя останется, я сохраню здесь… — она отступила с простертыми в стороны руками, чтобы я смог в полной мере рассмотреть и по достоинству оценить ее одеяние, — если мне захочется.

— Почему же ты тогда просто не?..

Она снова рассмеялась.

— Не убила тебя? Я могу убить тебя в любой момент, глупый Секенр. Но пока не считаю нужным. Ты думаешь, я просто убиваю людей? Я не такая, как ты, Секенр. Я одна, я осталась цельной личностью. Я ношу на себе всех, кого хочу, но не позволяю им становиться частью меня, как это делаешь ты. Все они живые. Я никогда никого не убиваю. И у меня достаточно времени, чтобы заставить тебя раскрыть все свои тайны, начиная с твоего истинного имени.

— А если я откажусь?

— Ты будешь сильно страдать, Секенр. Твоя боль будет гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить.

— Я не сомневаюсь в твоих способностях.

Она лениво поскребла по стеклу пальцем. Ее ногти были острыми и толстыми, как когти.

— Тогда начнем!

Я указал на свою книгу.

— Моя магия там.

Она опустила взгляд, взяла полную пригоршню страниц рукописи, смяла их и резко повернулась ко мне.

— В этом мусоре?

— Меня знают под именем Секенра Каллиграфа, — с иронией сказал я, впервые назвав себя так. — Моя магия заключается в бумаге и чернилах, в тисненных золотом листьях, в причудливо переплетенных линиях и искусно выписанных буквах с миниатюрными картинками внутри них. С их помощью я могу захватывать души. Это великая магия. Она останавливает время.

— Что? — Она отбросила все страницы, кроме одной, поднеся ее до смешного близко к свече, кося глазами и переворачивая ее во все стороны: вверх ногами, вбок.

Пока я напряженно наблюдал за ней, мое презрение к ней росло, но вместе с ним нарастало и возбуждение. Неужели возможно такое, что при всей своей чудовищной силе Одетая в Смерть была неграмотной? Она знала мое имя, но и я теперь знал ее слабое место. Счет сравнялся.

Она поднесла лист бумаги к стеклу.

— Покажи мне.

Я глянул на страницу. Она была из второй главы.

— Здесь рассказывается история моей прежней жизни, — сказал я. — Она тебя не заинтересует.

Я вздрогнул, когда она смяла лист и бросила его на пол.

— Не лги мне. Ты будешь удивлен, как мало можно оставить от твоего тела, чтобы ты рассказал мне все, что меня интересует.

— Я не лгу, — ответил я, глубоко сглотнув. Но горло осталось сухим и воспаленным. Казалось, с каждой минутой воздух становился все холоднее и холоднее. Но моему врагу, как я видел, это не доставляло ни малейшего неудобства. — Мне понадобится кое-что из моих вещей, чтобы раскрыть тебе свои тайны.

Она изучала меня с явным подозрением.

— И что, например?

Я снова указал на свои вещи, аккуратно сложенные на полу.

— Чернила, бумага, опора, на которой я смогу писать.

Она постучала по стеклу темным крючковатым ногтем.

— Почему ты так легко сдаешься?

— А какой у меня выбор?

— Никакого.

— Тогда я по крайней мере не буду страдать.

Улыбнувшись, она нарочито медленно и отчетливо произнесла:

— Только, если я сама захочу этого.

— И вновь, — повторил я, — какой у меня выбор?

— Да ты не просто глупец, Секенр, но к тому же еще и слабак, и трус. У тебя вообще нет выбора. — Она провела ногтем по выпуклому стеклу. — Ну-с, очень хорошо. — Неожиданно она резко дернула ногтем вверх.

Стекло исчезло, и я свалился на кровать, подняв целое облако пыли. Свечи разметало по полу. Те, что еще горели, она затушила босой ногой.

— Не двигайся с места, — приказала она. — Скажи мне, что тебе нужно.

Я показал на самую прочную и острую из всех своих ручек, не перьевую, а деревянную с насаженным на нее металлическим наконечником. Обычно этот инструмент использовался лишь для самых грубых, широких мазков, а отнюдь не для каллиграфии, но она без вопросов вручила мне его наряду с закупоренной бутылочкой чернил и чистым листом бумаги.

— Мне нужно что-то твердое и гладкое, на чем я смогу писать.

Одетой в Смерть, по всей видимости, было трудно понять это. Она надолго замолчала, раскачиваясь взад-вперед, и ее устрашающее одеяние тоже раскачивалось — оно жило своей собственной жизнью: многочисленные кулаки сжимались и разжимались, крошечные рты шипели, выдыхая дым. Затем она все же приняла решение: нагнулась, подняла с пола мою водонепроницаемую сумку и раздраженно бросила ее мне. Я поймал ее и положил к себе на колени. Дрожь била меня все сильнее.

— Подойди поближе, — сказал я. — Это надо видеть.