Вергилия Коулл - Мой враг, моя любимая

Тем временем, постовой закончил записи, выдвинул верхний ящик стола, достал стопку каких-то квитков. Отложил один, остальные убрал на место. На квадратике бумаги черкнул что-то и вручил Виктору.

— Загляни в бухгалтерию, получишь расчет по тарифу.

Тот сграбастал подачку и скорчил жалобную мину.

— Мне бы еще желтый билет продлить… срок истекает…

— Это не ко мне. К начальству, — отрезал постовой и снял трубку телефона.

По коротким фразам я поняла, что вот-вот появится сопровождающий для меня. Повернулась к Виктору и из последних сил пронзила его ледяным высокомерным взглядом. Не хотелось, чтобы он видел, как меня уведут напуганной и сломленной.

— Вижу, тобой тут не особо дорожат, несмотря на все заслуги, — наигранно рассмеялась я в ненавистное лицо. — Служи-служи, собака. Может желтый билетик и продлят. А может и пинка под зад отвесят.

Лекхе покраснел, потом побледнел. Казалось, он бросится на меня с кулаками, но тут дверь со стороны двора распахнулась, и появился еще один мужчина в униформе. Постовой кивком указал на меня. Я ожидала, что руки закуют в наручники, но сопровождающий лишь знаком показал выходить наружу. С высоко поднятой головой, на подгибавшихся и дрожащих ногах я сделала несколько шагов. Дверь за спиной захлопнулась, отделяя от Виктора. Навсегда ли? Я поклялась, что при следующей встрече убью его своими руками. Так и будет. Жорж стал первым, но не последним. Или я — не дочь своего отца.

Прожекторы ярко овещали территорию не только с внешней стороны, но и внутри периметра. Покатые крыши длинных двухэтажных строений с узкими окнами казались облитыми серебром в лучах света. Одно, второе, третье… сколько их тут? Между ними я заметила натянутые веревки с бельем, но не углядела ни единой живой души. Бараки? А государственный флаг у входа вон в тот "белый дом" — явный признак административного корпуса.

Охранник толкнул в плечо, заставляя изменить направление движения, и повел к одиноко примостившемуся бетонному зданию, серому и безликому. Я невольно замедлила шаг, пытаясь определить его назначение. Карцер? Морг? От страха какие только мысли не лезли в голову.

Санитарный пункт. Я прочла это на табличке у дверей. Приободрилась — боль в руке пока отходила на второй план по сравнению с проблемами адаптации, но я знала, что ночью рана даст о себе знать. Обработка и лечение бы ей не помешали. А может, удастся уговорить снять браслет и продемонстрировать отличие от лекхе?

В помещении стоял невыносимый запах хлорки. Меня снова передали из рук в руки, сопроводив короткими пояснениями. Хмурый мужик в брезентовом фартуке, повязанном поверх свитера с высоким горлом, походил, скорее, на мясника. Он выдвинул из подсобки металлический бак и снял крышку.

— Раздевайся. Все вещи сюда.

Я уставилась на него, как на полоумного. Оглянулась — провожатый с каменным лицом встал у дверей и положил руку на дубинку, укрепленную на поясе.

— Я не буду раздеваться. Немедленно позовите кого-нибудь из администрации! Я хочу с ними поговорить!

Мясник окинул меня тяжелым взглядом.

— Ты в первый раз, что ли? Я повторять не буду. Раздевайся, — он натянул по локоть толстые резиновые перчатки, словно собирался чистить отхожее место.

— Но я — не лекхе! Вы совершаете ошибку!

Тяжелые ботинки громыхнули по полу, когда мужик шагнул ближе. Похоже, к моей просьбе никто не собирался прислушиваться.

— Если мои вещи необходимо проверить, то можно, чтобы это сделала хотя бы женщина? — попробовала защититься я.

— Проверить? Это все мы сожжем, — мужик с треском вытряхнул меня из кофты.

Охранник тоже подступил, готовый помочь в случае дальнейшего сопротивления. При мысли о том, что сейчас начнут щупать грубые мужские руки, меня передернуло.

— Хорошо! — отскочила я. — Сама! Все сама сделаю!

Под взглядом двух пар глаз пришлось раздеться. Я демонстративно кинула в бак платье, колготки, обувь и поежилась, оставшись в одном белье. Старалась напомнить себе, что пока ничего страшного не происходит. Они же при исполнении, значит, не могут нарушать должностные инструкции.

— Чего встала? — грубо окрикнул мужик в фартуке. — Не тяни время.

Я сглотнула. Намек, конечно, поняла, но раздеваться догола было унизительно. Неужели они сами не видят, что на мне надето дорогое белье? Эти кружева стоили Ивару немалых денег. Разве лекхе носят такое? Я одернула себя. Может, работники гетто и не понимают, что оно дорогое? Отрешенные взгляды, механические движения — они просто выполняют свою работу и хотят справиться с ней побыстрее.

— Снимай! — прозвучал угрожающий приказ.

Я представила, как руки в резиновых перчатках рвут на мне тонкое кружево, и скрипнула зубами. Спустила с плеч бретели, стащила по бедрам вниз трусики. Кинула все в бак. К счастью или к ужасу, но ничего во взглядах обоих мужчин не изменилось. Не появилось ни вожделения, ни любопытства. Пустота и равнодушие. И неизвестно, что было страшнее, оказаться когда-то голой перед Жоржем, от которого так и несло садизмом, или стоять вот здесь, в санитарном блоке, с людьми, начисто лишенными каких-либо эмоций.

Мужик в фартуке взял в углу что-то наподобие щетки на длинной ручке и указал мне на следующую дверь.

— Туда.

Босиком по холодной кафельной плитке я пошлепала в указанном направлении. Сердце болезненно сжалось при виде пустого помещения с углублением для стока воды по центру и нависающим сверху душем. Продолговатое окно под потолком было приоткрыто, оттуда врывался прохладный вечерний ветер, но запах хлорки все равно оставался невыносимым. По коже пошли мурашки.

— На середину.

Я встала над стоком. Тут же сверху брызнула почти ледяная вода. Храбриться больше не осталось сил, и я позорно завизжала, обхватив себя руками. Химический привкус капель, попавших в рот, заставил отплевываться. Обожженная кожа на запястье отреагировала на соприкосновение с жидкостью такой болью, что у меня подкосились ноги. Я согнулась в три погибели, инстинктивно прижимая руку к животу, пока мужик в фартуке начал обходить вокруг и немилосердно драить щеткой мое тело везде, где удавалось достать.

Пытка длилась, наверно, часа три, хотя мне могло просто показаться. По крайней мере, мужик даже не запыхался. Когда вода выключилась, я дрожала в ознобе так, что зуб на зуб не попадал. В меня швырнули какой-то тряпкой.