Формула власти. Новая эпоха - Анастасия Поклад

были пересыпаны в мешок и надежно закреплены на поясе. Настали времена, когда с богатством лучше не расставаться ни на минуту. Глупо сидеть тут, ожидая обду и смерть. Остается возможность бежать в Голубую Пущу, а оттуда к морю, на остров Аталихан, и затеряться навсегда среди корабелов и торговцев рыбой.

Наиблагороднейший долго смотрел на древний деревянный переплет. Кто знает, сохранились ли у ведов хроники их позора. Может статься, эти записи — единственные в своем роде.

Но к смерчам и крокозябрам триумф пятивековой давности, если сейчас рушится все!

Размах, невесомое усилие — и книга упала по ту сторону каминной решетки. Огонь безразлично и жадно принялся за новую добычу. От переплета повалил зловонный черный дым, точно сжигали не книгу, а человека.

Наиблагороднейший закрыл нос рукавом.

Если обда победит и окажется в этом кабинете — пусть ей не достанется ничего. А если снова произойдет чудо, форсирование Принамки захлебнется и верх возьмет Орден — будут написаны новые хроники. Тогда даже новые наиблагороднейшие не узнают, с чего все началось. Гораздо приятнее осознавать себя во главе торжествующей справедливости, чем наследником дела удачливых узурпаторов. Да, давным-давно последняя обда утратила талант и выжила из ума, колдуны и армия распоясались, но даже тогда убийство и захват власти не были единственным выходом из положения. И многие из тех, кто впоследствии назвали себя ведами, изначально не поддерживали обду. Но восстали против Ордена, запрета на колдовство, сильфийского главенства и разрухи, которая неизбежно последовала за падением Гарлея.

От стука в дверь наиблагороднейший вздрогнул и тут же мысленно обругал себя за пугливость: обды здесь пока нет. Рано шарахаться от собственной тени. Он нащупал в кармане спасительный пузырек укропной настойки и велел:

— Войти!

Дверь отрылась, на пороге явился измотанный, заляпанный грязью гонец. Видно, летел сюда от самого Мятезуча.

— Благородный господин наиблагороднейший… — начал тот заплетающимся языком.

— Короче! — голос сорвался на панический вскрик. — Что с кораблями? Они еще держатся?..

* * *

Корабли держались, раскачиваясь на бурных волнах Принамки — реку, как назло, последнюю неделю штормило. А может, постарались вражеские колдуны.

Наргелиса стояла у правого борта, вцепившись белыми от холода пальцами в канат. Она прожила здесь всю зиму, летая от кораблей к пристани, оттуда в Мятезуч и обратно. Наргелиса возглавляла полевой отдел разведки, выслеживая предателей и лазутчиков. Впервые ей не надо было терпеть на себе потные пальцы начальника или шумную возню институтских малолеток, никто не сплетничал за ее спиной и не отпускал сальных шуточек вслед. Ее кабинетом чаще всего была тесная каюта без пыльных штор и цветов в горшках, а если глаза начинали слезиться, их высушивал шквальный ветер на палубе.

Наргелиса впервые никому не отчитывалась, делая свою работу, и с гордостью могла утверждать, что о численности войск и кораблей, о вооружении и фортификациях не проведала ни одна тварь со стороны обды. Даже двое лазутчиков, упущенных осенью, не смогли бы увидеть ни лагерь за пристанью, ни укрепления на подступах к Мятезучу. Разве только флот и гарнизон из Голубой Пущи.

К сожалению, контрразведка обды тоже не ветер пальцами ловила, и о планах наступления в Ордене узнать не могли, теряя лучших людей.

Зато впервые за всю войну были пойманы разведчики обды. Это случилось еще в середине осени, когда с того берега Принамки регулярно прилетали люди на досках, натыкаясь на корабли и глухую оборону. Кого-то сбивали из ортон в воду, кого-то во время бегства доставали арбалетами. Но двоих удалось взять живьем.

Наргелиса возглавляла все допросы. Пленниками оказались вед и бывший орденец, благородный господин по рождению, она с ним даже виделась несколько раз на высоких приемах. Это удивило Наргелису больше всего. Ладно, сброд, которому нечего терять, но что мог благородный, воспитанный на идеалах Ордена, забыть в своре проклятой обды? Любопытство переросло в азарт, и, стремясь понять, Наргелиса часами беседовала с бывшим орденцем — не в рамках допроса, просто так.

— Ведь ты был на границе, — говорила она, — видел все злодеяния ведов. И после этого сейчас ты просишь меня за своего товарища, раны которого отсырели в тюремном сарае?

— Верно, я был на границе, — отвечал он своим мягким и спокойным голосом. — Веды забрасывали нас колдовскими камнями — мы платили за это огнем из тяжеловиков. С обеих сторон было пролито столько крови, что остается либо возненавидеть друг друга на все поколения вперед, либо… найти в себе силы простить.

— Это обда так говорит? Хорошо же она простила, если продолжает убивать! Гарлей, Кайнис, Кивитэ, Косяжья крепость, теперь на очереди переправа и заречные земли.

— В Институте не было жертв. Обда тем и отличается, что избегает крови, когда это возможно.

— Ты ее видел? — кривила губы Наргелиса. — Эту девчонку, злобного мелочного зверька, который загрызет тебя во сне и не подавится, а днем будет льстить и притворяться!

— Милая моя госпожа Геля, — он часто ее так называл, — разве пристало мне, благородному по рождению, присягать на крови существу, которое ты описала, — он задирал оборванный рукав, показывая чистую кожу у сгиба локтя. — Здесь моя метка. Она осветилась зеленым и пропала, когда Климэн Ченара прикоснулась к ней. Ты говоришь, что знала обду, но в таком случае она здорово изменилась. Я видел молодую женщину в белом платье и золотом плаще. Ее глаза сияют, как капищенские омуты, поступь твердая, а голоса невозможно ослушаться. Я попал в плен под Гарлеем… В отличие от нас и ведов, обда не чинит расправы над пленными, если те присягают ей. Каюсь, тогда я сделал это ради спасения своей жизни, но с тех пор ни разу не пожалел.

— Ты слабак и трус, — злилась Наргелиса. — Эй, конвойные, отвести его обратно!

Пленник, ободранный и грязный, слал ей на прощание ироничный поклон, словно они расставались после танца на балу у наиблагороднейшего. Несколько суток Наргелиса обдумывала прошедший разговор, не могла ничего решить, и снова велела привести бывшего благородного. Словно соскучившись по его поклонам, голосу, заросшей щетиной роже и этому «милая моя госпожа Геля».

Иногда приходили вовсе идиотские мысли. Если бы не было войны, если бы он и впрямь пригласил ее на танец… Если бы вовсе не было никакой линии обороны, где каждый день гибнут вчерашние выпускники Института, если бы все средства казны не уходили на сильфийские доски и тяжеловики… Кстати, обда и все ее приспешники воюют именно за это.

Наргелиса гнала такие размышления, но те никогда не уходили совсем.

А весной войска Климэн Ченары перешли в наступление. Наргелиса перестала бывать