Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель

сверххищникам алапардов, альфинов, виверниев и мантикор. Теперь вот ещё драккайн. Но предания гласят о короле-звере, дичью для которого служат сами сверххищники. О том, который якобы рождается раз в несколько сотен лет перед великими катастрофами или войнами. И властвует над остальными тварями.

— Его изображают разным — перед Войной за Воздух, говорят, являлся крылатый виверний, только огромный. В легендах о Пламенном Море встречается кое-что о монстре из чистого пламени. В Войну Ядов — это когда скортоксов почти истребили — слышали о чудовищной змее. Но кое-что в этих легендах неизменно. Охотники.

Янист выжал из архивов Вейгорд-тэна, что мог. Кажется, даже рад был этому расследованию на двоих.

— Все эти истории… я склонна думать, что их придумали те, кто считает, что человек властен над природой.

— А, прогрессисты, — Лайл прищёлкивает пальцами. — Вот что Мел об этих говорит — я повторять не буду. Вряд ли выговорю. Хм, выдумать хищника над хищниками, а потом расписать сказочку о том, что его убил такой-то охотник — и вот вам легенда на века. О людском превосходстве.

Всегда должен быть самый страшный монстр. Король. Военачальник.

Потому что война ведь заканчивается, когда свергаешь короля.

— Но ты же считала, что всё это легенды?

— Считала, да. Но что может заставить охотников по всей Кайетте сорваться вот так, вдруг, не предупредив — кроме такой добычи… Думаю, у них свои легенды. И они относятся к ним куда серьёзнее.

— Ну да, а возможность стать королём над охотниками — нехило радует их сердечки. Потому и уходят одни. Не хотят делиться славой, стало быть? Вот только если посмотреть на то, чем заканчивается — пока что выигрывает эта тварь, чем бы она ни была. Да, занятная теория, узнать бы поподробнее, хотя… может статься… Знаю я тут одного человечка…

Лайл потирает переносицу, перекидывает в пальцах какой-то амулет работы нойя. Подтаскивает к себе карту:

— В общем, может, вариант и есть… но дело может затянуться денька на два-три — пока по связям пройду, найду, кого следует, потом сведут с кем нужно. Местность не слишком надёжная, зато если уж выгорит — сможем разжиться хорошими сведениями.

Палец у него так и остаётся уткнутым в Велейсу Пиратскую. Гроски следует взглядом за Гриз и очень удивляется пальцу: чего это он сюда влез?

— Заодно, может, и про пересредников что-нибудь да выяснится: зацепки от тех ребят вели примерно в этом же направлении. Раз с вызовами пока тишина — я бы попробовал.

— Если это опасно…

— Хе. Один раз живём. Как подстраховку прихвачу с собой нашего любителя бабочек — если, конечно, тебе он не нужен позарез на территории.

«Позарез как не нужен», — очень точное определение. Только вот это Гриз несколько часов назад настаивала на том, чтобы за пересредниками шли двое, а Лайл отмахивался: «А что, неужели никому в Кайетте не требуется мгновенная кончина? Да я сам договорюсь, а Нэйш мог бы пока съездить в лечебку, полечить головушку».

— А вы с ним разве не…

— Не больше обычного — в том смысле, что он и так дальше некуда пристукнутый. Весна на него, что ли, действует? Но там, куда я собираюсь, пригодится что-нибудь с Печатью Щита, костюмчиком за пару сотен золотниц и взглядом типа «Эй, я тут чемпион по долбанутости». Обещаю вернуть в целости — правда, может, какое-то время он или я не будем на связь выходить. Ну так как?

— Езжай. Если что-то вдруг узнаешь — выходи на связь немедленно. Спасибо.

— Рановато благодарить, — в пальцах Гроски выплясывает плетёный мешочек, перевитый узором из трав — амулет… нет, оберег. И узор-то знакомый. — Кто там знает, может, и не выгорит. Ладно, стало быть, с утра пораньше выеду, до «встряски» — ничего? Нашего бахнутого предупрежу сам.

Она кивает — хорошо, конечно, доброй ночи. И уже когда он встаёт, кивает на вышитый мешочек.

— «Милость Перекрестницы»?

— А? Аманда дала — сказала, что раскинула на меня картишки и это мне вроде как пригодится. Может, начну ловить в живот меньше ножичков. Ха. А что?

Ничего — кроме того, что «Милость Перекрестницы» нойя вьют для тех, кто стоит на распутье, колеблется… Да ещё кое-чего.

— А ты знаешь, что по обычаям нойя за оберег нужно отдариваться? Иначе через три дня он потеряет силу.

Судя по ошеломлённому выражению лица — не знал или забыл. И Аманда не сказала, и это тоже странно — подарки в духе «догадайся сам» нойя делают, если хотят проверить человека или его чувства к себе.

— Вир побери… чем отдариваться-то? Может, у старого Тодда успею…

— Не деньгами и не купленным. То, что смастерил сам или сделал от души. Вырезать что-нибудь, нарвать цветов…

Они смотрят на окно, залитое дождём.

— …слепить грязевика, — продолжает Лайл бодро, — или составить букет из перьев, выдернутых из задниц фениксов? Мел не одобрит. И какая жалость, что я оставил где-то в Вейгорд-тене свои спицы и набор для вышивания.

— Можешь сделать ей бутерброд или спеть песню — главное, чтобы от души…

Лайл фыркает. Прячет «Милость Перекрестницы» в нагрудный карман и направляется к лестнице, бросив напоследок:

— Если в ночи будут крики — это я пытаю Яниста поэзией.

— Жестокое сердце, — выдаёт ему вслед Сквор и заливается тоненьким смехом — горевестник быстро пополняет запас фраз…

Сиреневые сумерки за окном тонут в дожде. В Водной Чаше на столе — неспокойное море. Стоило сказать Лайлу или нет? Не надо, пусть узнает сам…

У нойя сотни оберегов, тысячи амулетов. Плетёные, вязаные, деревянные, на травах, на магии, на крови. Аманда иногда мастерит от скуки, нашёптывает колдовские слова — раздаривает ковчежникам по праздникам. От дурного глаза, от порчи, от болезни магии, от лихих людей…

«Милость Перекрестницы» она не дарила пока ещё никому.

«Ходящую Перекрёстками не просят о милостях просто так — рассердишь… Просят только для своих — друзей или любимых. Тебе я свила бы такой оберег десяток раз, карменниэ — только вот ты же не боишься перекрёстков. А даже если бы оказалась на распутье… варгам такое не вьют. Считается, что вы уже под высшей милостью, с рождения. И вам не нужны обереги. Ах, как жаль, карменниэ, я свила бы для тебя самый хороший, самый-самый… какой ты хотела бы получить?»

«От дурных предчувствий, — сказала она тогда, потому что недавно пришлось побывать на «лёгких путях», и ладонь отзывалась болезненной памятью. — Есть у вас такие?»

«Таких нет, рассветная. Можно прогнать ложные тревоги и наваждение. Или отпугнуть призраков прошлого. Но будущее не спугнуть, а