Саймон Браун - Огонь и меч

Теперь Поулу стало страшно. О чем еще болтал этот верзила?

– Вы теперь играете за высоким столом, примас Поул. Вам нужны друзья.

– У меня есть друзья, – сердито бросил Поул и высвободился вновь. – Я исповедник королевы и ближайший помощник канцлера Оркида Грейвспира.

Деджанус, нахмурясь, посмотрел на священника и снова рассмеялся.

– Вы больше ни для кого не исповедник, кроме себя самого, ваша милость. А у Оркида Грейвспира тайны такие же мрачные, как мои.

Поул протолкнулся мимо коннетабля. Смех этого субъекта преследовал его всю дорогу до дворцовых ворот.

Повитуха рукой обследовала тело королевы, отведя глаза в сторону. С любой другой пациенткой она не проявляла подобной застенчивости, и по правде говоря, Арива не возражала бы против применения ею всех своих органов чувств, но повитуха считала, что величие монарха следует сохранять елико возможно.

– Есть некоторое расширение, – определила она. – Насколько часто чередуются спазмы?

– Я испытала их только раз, – ответила Арива.

– Ну, у вас это первый ребенок, поэтому мы можем ожидать, что роды будут долгими, – сказал доктор Трион. Он коснулся ладонью лба Аривы. – Хорошо, хорошо, – пробормотал он про себя.

– Что мне надо делать?

– Делать? Как что, ваше величество, ждать. А потом терпеть. А потом вы уже мать.

– Ребенок рождается слишком рано.

Доктор Трион попытался скрыть свою озабоченность.

– Я помог появиться на свет многим преждевременно родившимся младенцам. Некоторым не терпится самим увидеть мир, а поскольку этот младенец Розетем, и по вашим словам – девочка, то, полагаю, никого в королевстве не удивит, что ей хочется устроить неожиданное появление.

– Я хочу видеть здесь моего брата. Я хочу видеть Олио.

– Я позабочусь, чтобы кто-нибудь привел его, – заверил ее Трион.

Хрелт прикончил почти весь отданный ему Деджанусом кувшин вина. Пальцы его рук и ног теперь вполне согрелись, а щеки раскраснелись. Он немного растянулся. Голова его откинулась назад, глаза закрылись. Он не увидел, как принц и прелат покинули приют. И не проснулся, когда по его ногам пробежала крыса.

Где-то в середине ночи одна рука у него дернулась, опрокинув фонарь. Фонарь покатился по улице и стукнулся о стену приюта. Стекло треснуло, масло пролилось и загорелось. Неуклонно разрастаясь, желтое пламя рванулось вверх по стене, охватило и поглотило сухие листья на подоконнике, добралось до соломы на крыше, а затем поймало остаток вечернего бриза, гуляющего среди крыш старого квартала города.

ГЛАВА 29

Камаль лежал без сна в первые часы нового дня – своего первого за много месяцев дня в цивилизованных землях к востоку от ущелья Алгонка. Казалось, что в последний раз он был тут целую жизнь назад. С тех пор, как они попали в Океаны Травы, его принц повзрослел и стал предводителем воинов, а мир, в котором он жил всю жизнь, перевернулся вверх тормашками; вся надежность и уверенность его прошлого обернулась зыбкостью и неопределенностью его будущего. И, самое главное, дивился он, его полюбила Дженроза Алукар.

Как и когда он сам полюбил ее, оставалось для него тайной, и в этом смысле произошедшее казалось типичным для всех перемен в его жизни. Раньше он не был уверен, к лучшему ли эти перемены, но сейчас – холодным ранним утром нового дня и, наверное, новой эры для всего королевства Гренда-Лир – он вдруг оказался готов от всей души принять эти перемены. Лежа в темноте, ощущая рядом теплое тело любимой Дженрозы, Камаль снова представлял грядущее светлым и видел сквозь смуту тропу к еще более светлому и радостному будущему.

Камаль приподнялся на локте и посмотрел на спящую Дженрозу. Она не походила ни на одну женщину, с какой он когда-либо был прежде. Она действительно любила его, без всяких оговорок. Дженроза не добивалась власти, влияния или богатства; она не желала ничего, кроме возможности развивать свои способности и быть с ним.

Камаля переполнили гордость и любовь, и он наклонился поцеловать Дженрозу в лоб. Не просыпаясь, она обвила его рукой и привлекла к себе, так, что его голова легла меж ее грудей. Он закрыл глаза и почувствовал, как потихоньку снова уплывает в сон; его тающие мысли плыли в ритме биения ее сердца.

Трава была слишком зеленой, небо – слишком бледным, а пейзаж со всех сторон стеснен лесами, лесистыми холмами, речками и ручьями. Линан чувствовал себя чужаком в родной стране.

Его армия оставила Барду позади через два дня после того, как пересекла ущелье Алгонка, а теперь углубилась в Хьюм. Фургоны с припасами замедляли темп наступления, но разведчики разбрелись далеко и широко. Тем утром двое из них вернулись с тремя своими «коллегами» из армии Гренды-Лир, которых они убили в ночном бою всего несколько часов назад.

Линан ощущал слишком сильное напряжение, чтоб спокойно обдумывать, и гадал, не так ли чувствовал себя перед битвой и его отец. Может и так, подумал он, но Элинду Чизелу никогда не приходилось беспокоиться о последствиях нападения на свой же народ.

Он услышал, как приближаются всадники, и, подняв голову, увидел Камаля, Эйджера и Дженрозу.

– Ты хотел нас видеть, малыш? – спросил Камаль.

Линан сомневался, как правильнее выразить то, о чем он должен был им сказать. Они знали – должны были знать, – что именно произойдет, коль скоро они вступят на восток, но насколько они готовы к принятию действительности?

– Мы соприкоснулись с армией Аривы, – сообщил он наконец. – Она всего в трех-четырех часах пути к востоку от нашей позиции. Коригана готовит наши войска к нападению.

Он дал этим словам дойти до всех. Эйджер и Дженроза казались испуганными, а лицо Камаля побледнело почти до того же цвета, что и кожа самого Линана.

– Ну, мы знали, что дойдет и до этого, – хрипло произнес Камаль.

– Должно дойти, друг мой, – сказал Линан, жалея, что не может найти слов, которые облегчили бы такое решение для них всех. – Я не знаю иного способа покончить с этим, во всяком случае, сейчас.

Камаль напряженно кивнул, а затем сказал:

– Мои уланы готовы. Они будут не чета рыцарям Двадцати Домов, но против любого другого полка выступят отлично.

– Дженроза?

Дженроза сделала глубокий вдох.

– Как говорит Камаль, это должно было произойти.

– А твоя магия? Что она говорит тебе?

Дженроза никому, кроме Камаля, не рассказывала о своем сне, в котором ей являлась Силона, даже Подытоживающей.

– Печаль и… – Магичка закрыла рот. Она не могла рассказать Линану о виденном ею. Тот сон мог ничего не значить.

– И? – подтолкнул ее Линан.

– Если верить моей магии, у тебя на шее скоро будет Ключ Меча.