Уильям Дитрих - Розеттский ключ

Меня выволокли из боковых ворот и понесли к реке и гарнизонной уборной, снабженной прорытым каналом. За ней в протоке, отклонившемся от главного речного русла, находилась небольшая заводь, благоухающая лотосами и дерьмом. Словно беспомощного ребенка, меня раскачали и бросили в эту самую заводь.

С тихим всплеском я скрылся под водой. Неужели они хотят обставить дело так, будто я сам утонул?

Однако водная стихия оживила меня, и от испуга онемевшие конечности начали слегка двигаться. Мне удалось вынырнуть на поверхность из этой стоячей воды и глотнуть воздуха. Малая доза какой-то отравы, похоже, оказалась не смертельной, дурман начал рассеиваться. Два моих потенциальных палача с интересом следили за мной, не слишком встревоженные странной живучестью. Неужели до них не доходит, что я слопал недостаточно яда? Они не делали никаких попыток пристрелить меня или войти в воду и прикончить меня саблей или секирой.

Может, я доплыву до берега и найду помощь?

И в этот момент за спиной моей раздался громкий всплеск.

Я обернулся. Над заводью темнел низкий причал, до меня донеслось позвякивание разматывающейся цепи, дорожка ее звеньев извивалась в мою сторону. Что за чертовщина?

Мои палачи начали посмеиваться.

Ко мне приближались выступающие из темной воды ноздри и выпученные глаза рептилии, самой омерзительной и ужасной из всех тварей — нильского крокодила. Доисторический монстр, покрытый крепкой броней ороговевших щитков, толстый как бревно и исполненный убийственной силы, мог поразительно быстро перемещаться и в воде, и по суше. Эта древняя, как драконы, тварь отличалась бесчувственностью машины.

Даже в одурманенном состоянии до меня мгновенно дошла суть их замысла. Подлые приспешники Силано держали на цепи хищника в этом водоеме и решили преподнести меня ему на ужин. Я так и слышал, какую сказочку будет рассказывать мудрейший граф. Мол, наш американец, пользуясь уборной, частенько подходил к Нилу искупаться или поглазеть на звезды, а крокодилы порой вылезают из воды — уж такие традиции издавна сложились тут у них в Египте, — и им достаточно щелкнуть пару раз челюстями, чтобы я исчез в их пасти. А Силано будет единолично владеть камнем, свитком и женщиной. Шах и мат!

Едва я разгадал этот неприятный сценарий, признавая со смутным восхищением остроумное вероломство Силано, как почувствовал атаку рептилии. Она поднырнула снизу и цапнула меня за ногу, но не стала сразу закусывать ею, а потащила меня на глубину, намереваясь, по своей вековой привычке, сначала утопить добычу. Настоящий ужас, порожденный тисками длинных челюстей с коническими зубами, замшелой броней и тупой решительностью кровожадной морды, промелькнул в моем сознании, побудив к действиям и подавив боль и дурман. Погружаясь в воду, я извернулся, выдернул из-за пояса томагавк и что было сил ударил тварь по морде, несомненно поразив ее этим жалким укусом не менее сильно, чем она поразила меня. Словно под действием пружины, зубы разжались, выпустив мою ногу, а я опять с размаху так саданул крокодила в верхнюю челюсть, что томагавк глубоко вошел в ее плоть. Гладь заводи буквально взорвалась от кружения извивающегося от боли крокодила, и, когда его цепь скользнула по мне, я инстинктивно ухватился за нее. Животное потащило меня наверх вместе с цепью, голова моя наконец оказалась на поверхности, и я вдохнул воздух. Потом мы опять нырнули, крокодил старался развернуться и цапнуть меня, несмотря на то что при каждом сжатии челюстей томагавк все глубже входил в его морду, усиливая боль. У меня хватило ловкости не доставить ему повторного удовольствия. Собрав все силы, я стремительно продвинулся по цепи в то место, где она, подобно ожерелью, охватывала шею рептилии, проходя под передними лапами. Мои руки вцепились в цепное ожерелье. При всей изворотливости хищнику не удавалось укусить меня.

Под водой я начал колотить крокодила по глазам. Тогда он заметался, как взбесившаяся лошадь, и я едва не свалился с его спины. Мы выныривали на поверхность, вновь уходили под воду, барахтались на илистом дне, а потом опять всплывали. Я услышал скрип и треск причала, ломающегося от мощных рывков посаженного на цепь животного. Смех зрителей на берегу резко оборвался. Нога моя кровоточила, и запах крови еще больше разъярил раненого зверя. Но у меня не было никакой возможности убить его.

Поэтому, когда метания привели нас поближе к причалу, я отпустил цепь и поплыл к берегу. Никому, видимо, еще не удавалось с такой рекордной скоростью вылетать из воды. Резко подтянувшись, я забрался на причальные мостки.

Крокодил развернулся, обмотался собственной цепью и рванулся за мной, в результате чего его морда врезалась в подпорку мостков. Ударившись, он взревел от боли, вызванной томагавком, но сжал челюсти, расщепив опорные стойки. Мостки начали погружаться в воду, а он полез по ним наверх из воды. До меня донеслись испуганные крики конвойных, бросивших меня в заводь. Потом я увидел кол с закрепленной на нем цепью, и в тот момент, когда натиск животного слегка ослаб, снял петлю цепи с кола, надеясь, что крокодил, получив свободу, уплывет в Нил.

Вместо этого чудовище наполовину вылетело из воды, и взметнувшаяся цепь просвистела в воздухе, как хлыст. Не желая попасть под ее удар, я метнулся в сторону. Животное рухнуло обратно в воду, осознав свою свободу, и вдруг бросилось в атаку, но не на меня. Его обезумевшие от боли глаза выискали на берегу двух типов, следивших за нашей схваткой. Крокодил вылез из воды и в фонтане брызг, загребая лапами, с бешеной скоростью понесся на них. Испуганно заорав, они бросились обратно к форту.

На короткие дистанции крокодилы могут бегать с быстротой лошади. Вскоре, догнав одного из моих палачей, он одним мощным ударом челюстей разорвал его надвое и устремился дальше за вторым прямо к форту. Улепетывающий конвойный начал орать как резаный, предупреждая об опасности.

Мне нельзя было тратить много времени на раздумья.

Будь я проклят, если не отомщу Силано за такую подлость. Я убил бы его, если бы смог, или заставил бы мучиться от нежданной потери. Мне захотелось забрать свиток и забросить его в бездонную глубь Средиземного моря. Раненный крокодильими зубами, истекая кровью и хромая, я поднялся по дорожке, следуя по колее, проложенной мощным хвостом рептилии. Не теряя головы, я слегка помедлил у задней калитки, из которой меня недавно вынесли. Крокодил уже метался по плацу, над которым разносились людские крики. Раздался предупредительный выстрел. Войдя во двор, я незаметно прополз по затемненному краю к своему жилью. Там я схватил винтовку и выглянул из двери. Крокодил замер, сжимая в огромных челюстях тело очередной жертвы, но в него уже стреляло множество людей. Тогда прицелился и я, но не в животное, а в фонарь, висевший в конюшне на другой стороне двора, которая, в свою очередь, соседствовала со складом боеприпасов.