Саймон Браун - Сын соперника

Велану, равно как и его бойцам, никогда ранее не приходилось видеть, чтобы лонггон стрелял с такой разрушительной силой. Выстрел был сделан не наобум: все должны видеть, какой урон можно нанести массовому скоплению пехоты. Огонь по кавалерийским эскадронам будет еще ужаснее.

Когда один из солдат отыскал ядро лонггона и принес его командиру, Велан смог поднять его одной рукой. Трудно было поверить, что такая маленькая вещица, не важно, сколько она весит, может вызвать подобные разрушения.

— Хороший выстрел, — сказал Кадберн, похлопывая командира расчета лонггона по плечу. — Лучший из тех, что я видел на своем веку.

Командир с гордостью выпятил грудь.

— Так точно, господин. Но хотелось, чтобы вы позволили выстрелить чуточку пораньше. Уверен, с этой позиции мы достанем их с расстояния в милю.

— Ценю ваш энтузиазм, — ответил Кадберн. — Но пусть они пока думают, будто это все, на что мы способны.

Командир расчета ухмыльнулся так, будто его только что посвятили в страшную тайну.

— Понимаю, господин!

К Кадберну подошел Полома.

Избранный увидел перед собой человека, который не только тщательно пытается скрыть от всех личное горе, но еще и старается продемонстрировать окружающим спокойствие и уверенность, несмотря на угрозу, нависшую над Киданом. Кадберн признал, что Мальвара оказался сильнее, чем полагали он и Мэддин. Останься принц жив, ему было бы крайне трудно превратить Кидан в хамилайскую колонию. Сейчас Кадберн даже радовался, что Мэддину не придется разбираться с этим делом. Кроме того, он был рад помочь киданцам избавиться от Намойи.

Избранный стал союзником Поломы.

Они стояли на стене плечом к плечу. Кадберн бросил короткий взгляд на командира расчета лонггона, и тот отошел на несколько шагов, давая возможность начальству поговорить с глазу на глаз.

— Насколько силен противник? — спросил Мальвара.

— При осаде численность — не самое главное, — уверенно сказал Кадберн. — Преимущество защитников — в надежности стен и количестве оружия.

Полома терпеливо ждал.

Кадберн вздохнул.

— Где-то тысяча-полторы.

— Значит, они превосходят нас. Примерно два к одному…

— Все равно для осады нужно больше, — возразил Избранный. — По крайней мере три к одному. А лучше — пять к одному… Большинство солдат противника — зеленые новобранцы.

— Как и наше ополчение, — заметил префект. — А нам необходимо защищать три острова.

— Два. Кайнед не в счет.

— Не согласен. Можно представить, какой удар по боевому духу киданцев нанесет захват целой трети территории города…

— Значит, мы его отобьем, — пожал плечами Кадберн.

— Думаю, преимущество врага в том, что он свободен в выборе направления атаки.

— А преимущество защитников в том, что они могут решать, куда перебросить силы.

— Следует учесть, что мы защищаем не цельный кусок материка, а три острова, поэтому переброска войск для нас такое же сложное дело, как и для неприятеля.

Кадберн отвел взгляд. Все, что говорит Полома, — чистая правда. Но у Избранного имелась необъяснимая, подсознательная уверенность в победе киданцев. Он не верил, что город падет к ногам Намойи Кевлерена. Такие люди, как Полома Мальвара, Гэлис Валера и полковник Гош Линседд, не допустят этого.

— Никто не отнимет у меня Цитадель, — торжественно пообещал Кадберн.

— Вероятно, крокодилы могут стать для нас проблемой, — сказала Квенион.

Намойя рассеянно кивнул, пытаясь побороть вялость.

Он смотрел на Киданский залив, который оказался гораздо больше, чем ожидал принц. С тех пор как Намойя покинул Кидан, воды здесь явно прибавилось. А когда он в свое время изучал карты, то на них габариты залива не превышали размеров мелкой монетки.

— Интересно, наши суда достаточно прочны? — задумчиво спросил принц.

— Прошу прощения, ваше величество?…

Намойя указал на залив.

— Сумеют ли они переплыть его?

— Солдаты говорят, что единственной проблемой могут стать крокодилы, обитающие на том берегу.

— Крокодилы?… Да, в болотах. Они, знаешь ли, иногда очень большие.

— Да, — беспокойно ответила девушка. — Я знаю.

Намойя коснулся рукой своих губ.

— Разумеется, знаешь. Ты была со мной в Кидане. Ерунда. Чтобы решить эту проблему, стоит посадить по бортам пару солдат с огнестрелами.

— Простите, ваше величество. Возможно, лучше — с копьями? Громкая стрельба может сорвать неожиданную атаку. К тому же нет уверенности, что чудовищам повредят пули. У них ведь такая толстая кожа. А копьями можно если не ранить, то хотя бы оттолкнуть крокодилов.

Намойя покивал.

— Очень хорошо. Да. Остановимся на этом.

Квенион собралась уходить, но замешкалась.

— Ваше величество, как вы себя чувствуете? Вы чем-то расстроены?…

Какая ерунда, подумал принц. Всегда надеюсь, что все сложится лучше, чем можно представить. Я до смешного самоуверен. Вечно думаю, будто мир создан только для меня…

— Вы точно не заболели? — настаивала Квенион.

Намойя потер пальцами виски. Ему показалось, что череп уже не может вмещать его мозг.

Я разочарован киданцами, их неблагодарностью по отношению ко мне и моим людям. Я разочарован военными, которые свергли мою семью в Беферене. Я разочарован своей Избранной, обманным путем заставившей меня принести в жертву невинного человека.

А ведь я был предан киданцам, хотя они и не знали об этом. Я гордился военными до революции, хотя они тоже этого не знали. И я любил Квенион, а она это знала.

И я все еще люблю ее.

Так вот в чем проблема!

Его вялость почти улетучилась.

Да, я все еще люблю Квенион.

Интересно, что это вообще такое — любовь, подумал Чиерма, стараясь мыслить так, чтобы Энглей его не услышала. Он все равно ей больше не верил.

Бывший губернатор пытался занять себя хоть чем-то, но память постоянно возвращалась к бойне, в которой погибла последняя надежда ривальдийцев на спасение. Перед глазами вставали ужасные картины: обуглившиеся останки солдат и лошадей, сваленные в медленно тлеющие груды…

Так любил ли я ее по-настоящему? Доверие — часть любви?…

— Можно доверять и тому, кого не любишь, — сказала Энглей.

— Я надеялся, что ты не подслушиваешь.

— Но ты ведь буквально кричал об этом, — заявила Энглей.

Она стояла рядом с Чиермой, глядя на Беферен. Экс-губернатор ожидал увидеть город таким же, как в тот день, когда последний раз был здесь, то есть закрытым со всех сторон облаками, мрачным и гнетущим. Вместо этого в небе ярко светило солнце. Беферен сейчас был похож на мечту.