Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю

— Да что вы тут, — далее она подпустила несколько не совсем цензурных выражений, — всякой фигней занимаетесь! Да если вы не дадите войск, то я такое учиню, что все вы, трам-тарарам, в гробу перекувыркнетесь!

В возбуждении чувств Анна Сергеевна схватила со стола баронскую кружку и залпом выпила. Гробослав, который пришел раньше всех и успел подлить туда некоего отравного зелья, даже привстал на стуле, ожидая быстрой, но мучительной смерти, однако Анна Сергеевна лишь встряхнула белокурой головкой и как ни в чем не бывало опустилась в кресло. Видимо, на нее яд воздействовал как успокоительное.

Тут в кабинет заглянул охранник с какими-то листками.

— Ну, что там? — недовольно спросил Альберт.

— Ваше Сиятельство, тут донесеньице из Новой Ютландии, — почтительно ответил охранник, протягивая бумаги барону. И, понизив голос, добавил: — От князя Длиннорукого.

Альберт пробежал написанное и в досаде скомкал бумажки на стол.

— Что-то случилось? — забеспокоился воевода.

— Случилось! — рявкнул барон. — В королевском замке объявилась некая девица, выдающая себя за княжну Марфу. — И, зло глянув на Анну Сергеевну, со значением добавил: — A ее сообщник — некто господин Иван Покровский.

Анна Сергеевна невольно опустила глаза — ее вина во всей этой истории была очевидна. Несколько недель назад, узнав о княжне-лягушке и об Иване Покровском, который, по замыслам боярина Василия, должен был исполнить роль ее освободителя, барон Альберт поручил Анне Сергеевне и Каширскому операцию по ликвидации Покровского. Поселившись инкогнито вблизи Покровских Ворот, они поначалу решительно взялись за дело, и в один из вечеров Анна Сергеевна подстерегла Покровского на краю усадьбы и всадила в него пулю, о чем незамедлительно отрапортовала в Белую Пущу. A потом, прослышав о сокровищах баронов Покровских, Глухарева с Каширским совершенно позабыли об ответственном задании и бросились в сладостный омут кладоискательства. Причем бросились настолько рьяно, что даже узнав о том, что их жертвой пал не Иван Покровский, а совершенно посторонний человек, почти ничего не предприняли, чтобы исправить ошибку. И вот теперь эта ошибка перерастала в серьезную опасность для наследников князя Григория.

— Кажется, я допустил серьезный промах, поручив вам ответственное задание, — зло бросил Альберт Анне Сергеевне. — За что бы вы с Каширским не брались, вы все заваливали.

— Я готова исправить! — вскочила Анна Сергеевна. — Я сейчас же найду и убью Покровского!

— Раньше надо было, — укоризненно покачал головой Альберт. — Теперь это уже не имеет никакого смысла. A вот ее, эту княжну Марфу, самозванку… Вот ее, именно ее вы и убьете. И чем скорее, тем лучше. Но если вы и на этот раз промахнетесь, то я вам не завидую. Вам понятно, уважаемая Анна Сергеевна?

— Понятно, — зло процедила Глухарева, — не дура. Уж на сей раз не промажу, будьте покойны.

— A как же с отправкой войск в Мухоморье? — некстати встрял Селифан. Но Альберт смерил бравого воеводу таким взором, что тот предпочел эту тему более не развивать.

— Погоди, Альберт, но если Марфа жива, то для чего тогда хоронить ее кости? — наивно спросил Гробослав.

Барон обвел чумовым взором Гробослава, Селифана и Анну Сергеевну и, не отвечая на поставленный вопрос, тихо, но яростно прошипел:

— Так вот, чем скорее ты, Гробослав, устроишь похороны, тем будет лучше. — И, тяжко вздохнув, Альберт добавил: — Для всех нас.

Дверь несмело скрипнула, и в королевском древлехранилище появился князь Длиннорукий. Пирум нехотя оторвался от своих летописей и исподлобья глянул на посетителя:

— Что привело тебя в сей уединенный уголок, о чужеземец?

— Я тут, понимаете ли, пришел за советом, — забормотал князь. Обстановка торжественного запустения круглой башни действовала на него как-то удручающе и даже подавляюще.

— За каким советом? — осуждающе покачал головой Пирум. — Ежели ты ждешь моего совета в делах неподобающих, то я тебе не советчик!

— В подобающих, еще в каких подобающих! — зачастил Длиннорукий. — Тут, видите ли, моему помощнику, Петровичу, все время мерещатся какие-то белые коты, которые его то и дело цапают за задницу. Вот я и подумал обратиться к вам как к известному знатоку и мудрецу, может быть, вы посоветуете, как от этой напасти избавиться. Поверьте, я в долгу не останусь!

— Мне от тебя ничего не нужно, нечестивец, — высокомерно бросил Пирум. И, немного смягчившись, продолжал: — A что до котов, то это самое обыденное дело. Еще приснопамятный королевич Георг, основатель Новой Ютландии, будучи одержим бесами, нашел способ достойно с ними бороться, о чем оставил руководство зело полезное.

— Вы знаете способ? — чуть не подпрыгнул Длиннорукий. Вместо ответа летописец неспеша подошел к одному из стеллажей и, поднявшись по приставной лестнице, безошибочно извлек с полки пожелтевший рукописный фолиант:

— Здесь послание Георга к сынам Иоанну и Петру и дщери Анне, где он повествует, как им обустроить Новую Ютландию и дает немало советов изрядно мудрых на разные случаи жизни. Изволь же послушать. — Вернувшись за стол, Пирум наугад раскрыл рукопись и торжественно зачитал:

— «Порядок в стране, о дети мои, начинается с порядка в доме каждого из подданных, а пуще всего — в доме самого правителя. Ежели вы, к примеру, заходя в отхожее место, будете справлять естественную нужду мимо предназначенного к тому отверстия, то у вас в отхожем месте начнется разор и смердение, которое очень скоро распространится на весь дом. Мне также весьма по душе обычай нашего народа при всяких жизненных обстоятельствах петь хоровые песни, но ежели вы станете петь хором в ущерб прочим полезным занятиям, то у вас в доме неизбежно наступит запустение…»

— Извините, господин летописец, — робко перебил Длиннорукий, — мне бы насчет котов…

Летописец смерил князя испепеляющим взором, однако перевернул несколько страниц и зачитал:

— «Если же, не приведи Господь, кто-либо окажется одержим бесами и злыми духами, принявшими облик животный, то для исцеления пользительно применить безотказный способ — надобно собрать итоги жизненной деятельности сего злого беса и тайно положить оные в хлеб насущный одержимому, и тогда бес оставит его, и он исцелится».

— Что-что? — не понял князь. Пирум сердито захлопнул рукопись:

— Собери дерьмо кота и подложи в еду, неужели не понятно?

— A, понятно-понятно! — обрадовался Длиннорукий. — Зело благодарен вам, господин летописец! — И князь бочком стал пробираться к выходу. Пирум, даже не глянув в его сторону, вновь углубился в свои пыльные скрижали.