Юлия Сергачева - Кровь драконов

— Жители Свободного Города! — заговорил один из людей в черном. Голос был мужской. — Взгляните! Кто перед вами?

— Отступники и предатели! — подержал его женский фальцет.

— Они пришли в наш Город! Они посмели нас оскорбить в нашем же доме! Мы слышали…

Я наклонился к Джеанне;

— Похоже, это эхо нашего сегодняшнего дневного приключения.

— Ну, и отлично, — отозвалась она, не спуская прищуренных глаз с безликих противников. — Днем не удалось довеселиться, закончим сейчас…

— Вот тебе такое веселье определенно ни к чему. В твоем положении.

— Мое положение, — с тихой яростью откликнулась Джеанна, полоснув меня негодующим взглядом, — точно такое же, как и ваше. Так что держи свои хлопоты при себе!

— Какая участь грозит наглецам, что незваными приходят в наш город? — продолжал между тем разглагольствовать некто к черном. — Скажите, пусть они услышат!

— Прочь! ! — завопили разноголосо благодарные слушатели. — Вон!! Гнать!!

— Смерть! — пискнул кто-то пока еще невнятно.

С неожиданным грохотом и звоном распахнулась створка одного из освещенных окон на первом этаже, и свет перекрыл плечистый силуэт.

— А ну чего разорались на ночь глядя? — тяжким басом осведомился обладатель плечистого силуэта. — Кто тут взялся судить, кого «прочь» и «вон»? Вы что ли?

— Займись своими делами, добрый человек, — прошипел, слегка смешавшись, один из Патриотов. — Мы тут сами разберемся.

— Уж я сам решу, чего мое дело, а чего — твое. Вот когда под моими окнами детей обижают — это завсегда мое дело.

— Это отступники и предатели, — невольно втягиваясь в разговор, сообщил Патриот. Без должного нажима в форме надсадных воплей оба определения прозвучали как-то неубедительно. И потому он поспешил пояснить: — Не видишь, что ли, кто это? Это же драконьи выкормыши! Им нет места в нашем городе!

— Сам ты выкормыш, — сказал отчетливо Даврир. И даже пояснил чей.

Человек в окне крякнул, как мне показалось одобрительно. За его спиной обозначились еще какие-то люди. Зато Патриоты всколыхнулись и зашевелились, меняя дислокацию. Кажется, они намеревались перейти к активным действиям.

— Ты это… — произнес кто-то из них, обращаясь к обитателю дома, — окно-то закрой, а то сквозит…

— Ага, — произнес обладатель баса и споро полез через окно наружу. А за ним кто-то следом, ростом чуть поменьше, но такого же плотного телосложения. Второй, выбравшись, аккуратно прикрыл оконную створку.

— Вот теперь в доме не дует и не смердит, — весело сообщил Бас.

— Ты предатель! — завопил один из Патриотов.

— Поосторожнее в выражениях, сопляк, — осерчал горожанин.

— Ты же рожден в этом Городе! Ты должен быть с нами!

— Никому я ничего не должен, окромя своей супруги. С вами? Намотать на морду тряпку и нападать на прохожих? Так некогда мне, работаю я… Да и тряпки такой на мою рожу не найти.

— Мы запомним тебя! — пообещали Патриоты плечистому.

— Да ради Хранящего, — с удовольствием отозвался он. — Зовут меня, значит, Гдар Железняк. А это мой сынишка младший — Фегдор. Так что милости прошу в любое время. Ежели свои имена назовете, так будет совсем хорошо… Чего усохли-то?

— Что ж, так тому и быть! Объявляем Гдара Железняка и сына его Фегдора, и семью его зараженными от гнусных разносчиков болезни! А зараженных положено лечить или уничтожать, ежели они закоснели в своей болезни и не желают поддаваться лечению!.. —заверещала, срываясь на истерический визг, женщина.

— Ну, ну, — покивал Гдар. — Вот я сейчас кой-кого подлечу. Закосневшего в болезнях. Уж излечу от злобности и наглости раз и навсегда. Дабы не давали негодных рецептов другим и не разносили по городу бешеную напасть… А ну? — он косолапо шагнул вперед, расставив руки, и толпа нервно попятилась.

— Окстись, Железняк! — вякнул кто-то неразличимый из-за спин товарищей. — Зачем тебе эти нелюди и убийцы? Им все равно смерть со дня на день…

Побелевший, как известка, Даврир сдавленно выдохнул бешеное: «Ненавижу! Ублюдки!» — и прыгнул на неосторожного, оказавшегося слишком близко к нему. Тот изумленно и испуганно вскрикнул, валясь навзничь и отчаянно, как заяц заверещал: «Убивают!»

По словам очевидцев, угодивших в лапы Патриотов, те, кичась храбростью, на самом деле безнадежно боязливы, как все добропорядочные домовладельцы, и всегда избегают даже намеков на драку и кровь. Но ведь даже крыса, загнанная в угол, огрызается. И крысу можно разозлить или спровоцировать. Что и было успешно проделано. Тут все и закрутилось, Мы и моргнуть не успели, как оказались в центре людского водоворота, целиком поглощенные необходимостью уворачиваться от тумаков, которым награждали Другу друга Патриоты, пытаясь попасть в нас. Взаимное рукоприкладство только распалило их.

«А ну, хватай!.. Вон-вон он!.. Держи девку!.. Ой, моя рука!.. Куда бьешь, олух, там он!.. Эй-эй, смотри, что творишь!.. Ах, ты молокосос, да я тебя…»

Не то, чтобы мне стало весело, но и страшиться было нечего. Происходящее не столько тревожило, сколько раззадоривало и меня, и мелькавшую неподалеку Джеанну. Щека ее была поцарапана, но глаза сияли восторгом и азартом. В первые мгновения потасовки я еще пытался прикрывать ее, но верткая девица носилась так стремительно, что при всем желании присмотреть за ней не было никакой возможности. Впрочем, она явно наслаждалась происходящим. Как и наши добровольные помощники из семейства Железняков, ловко отмахивающиеся от нападавший и обменивающиеся развеселым уханьем. А внезапно вынырнувший слева, запыхавшийся Чаро подмигнул мне.

Благодушие, как рукой сняло, когда я заметил Даврира и его соперника. Бледное, мрачное лицо Даврира было разбито нешуточным ударом. Его противник, мужчина средних лет и среднего же сложения, сдернувший нелепую маску, ожесточенно скалился, глядя на парня уцелевшим глазом; второй заплыл кровоподтеком. Они кружили друг против друга, не замечая других, полные откровенной ненависти и готовности убить, едва соперник допустит промах.

Стихийное сражение, само собой сошло на нет. Особенно пострадавшие сдавленно ругались, рассматривая прорехи в одежде, полученные ссадины и синяки, возмущенно всхлипывали. А остальные сомкнулись полукругом вокруг Даврира и его противника, привлеченные, как и я, непритворной ожесточенностью этого противостояния.

— Надо их развести, — проговорил чуть слышно Чаро, с сипением втягивая воздух каждый раз, когда воротник куртки соприкасался с его расцарапанной шеей, — Иначе это плохо кончится… — договорить он не успел.