Ив Форвард - Анимист

Да, действительно, оно было сереньким, со звездочкой на лбу – безвольное, неподвижное и окровавленное.

– Нам обязательно надо будет похоронить ее с Алексом, – печально начал Чис, но Плиип прервала его, когда крыса у нее на руке тяжело вздохнула.

– Чис, она жива! Жива!

Другие грызы обернулись посмотреть, о чем там болтает молодежь, – и увидели, услышали и поняли.

– Жива? Тогда, наверное, и он…

– Но мы видели…

– Надо найти его!

Они нашли его. Его трясли, пытались привести в себя, вытащили из лужи крови. Алекс был жив, но еле-еле.

Внизу, в замке, другие грызы, перешептываясь, наблюдали, как спорят король и молодая королева. Она настояла, чтобы открыли ворота и горожанам позволили услышать переговоры; теперь главный зал для аудиенций был полон народу – хуманов и грызов.

В коридоре наверху Плиип придумала положить мукчи на голову хозяина, как тот всегда носил ее. Там она и лежала, пока одни взяли Алекса за руки, другие – за ноги и, покачиваясь и ругаясь, отнесли его вниз, в свой импровизированный госпиталь. Другие грызы пришли за телом Флипа. Им пришлось использовать рычаг, чтобы оторвать его зубы от горла чародея; задачу осложнило еще и их нежелание дотрагиваться до страшного хумана, но в конце концов челюсти Флипа разжались. Грызы подняли тело и унесли. Верования грызов, связанные с захоронением трупов, были минимальны; обычно мертвецов хоронили в самых глубоких катакомбах, предназначенных для этих целей. Ритуалы хуманов были сложнее, и грызы знали об этом. Тело Чернана оставили там, где оно упало, и вскоре коридор остался в его полном распоряжении.

Налитые кровью остекленевшие глаза мигнули.

Алекс очнулся со знакомой головной болью; голова просто раскалывалась. По крайней мере на этот раз он не выпал из окна, да и заклинание смерти задело его только боком. Он прищурился, потом широко открыл глаза, но особой разницы не заметил. Но, однако, раз голова болит, это должно означать, что он не умер.

– Ты очнулся, – произнес голос, щебечущий голос грыза, сиплый от облегчения.

Пылинка, ощущаемая как что-то теплое на лбу, шевельнулась.

головокружение голод

– Ч-что произошло? – спросил Алекс, оглядываясь. – Почему так темно?

Тишина и слабый ветерок перед лицом в тусклой темноте. «Может быть, я умер», – подумал он внезапно. Память медленно возвращалась: сражение, Чернан, лицо, искаженное сосредоточенностью заклинания, неясное движение, потом боль, бесконечная боль.

– Я мертв? – спросил он осторожно. Чем черт не шутит. По крайней мере знакомое присутствие Пылинки утешало.

– Нет, – произнес голос, звучащий теперь немного мягче. – Но ты ослеп.

Алекс моргнул, зажмурился и снова моргнул.

– А-а. Да, наверное, – сказал он дрожащим голосом. – Кто это?

– Плиип, – сказал голос. – Сначала мы подумали, что ты умер, но я нашла твою мукчи.

– А Чер… чародей… где…

– Флип и тот второй хуман… оба были мертвы, когда мы нашли вас, – доложил голос.

Алекс попытался поднести руки к лицу, но раны болели, и он не мог двигать левой рукой. Он довольствовался тем, что прижал одну руку к глазам… глаза у него по-прежнему были, он нащупал их, нащупал полившиеся слезы – не по себе, а по Флипу, по Кэрэвану, по всем друзьям и сторонникам, по всем, кому пришлось умереть и пострадать из-за глупой игры Чернана. Мысль, что чародей мертв, не слишком утешала.

Даже когда он потер веки, это не вызвало обычных при давлении искр. Даже не похоже на закрытые глаза; Алекса окружало бесформенное темное ничто.

Повинуясь внезапному порыву, он проверил… и Офир открылся перед ним, как раньше: кружащиеся огни в темноте… странно четче теперь, когда ничего не накладывалось на образы. Пылинка у него на голове поднялась, двигаясь, принюхиваясь. Потихоньку Офир поблек, появился свет… тусклая изменчивая серость, расплывшиеся и странно перекошенные периферическим зрением фигуры. Пылинка попыталась одолжить ему свое, пусть и слабое, зрение. Алекс только печально улыбнулся и поднял руку, чтобы погладить сидящую на голове крысу.

– Спасибо, Пылинка. Но к этому еще надо привыкнуть.

Плиип рассказала ему обо всем, что случилось после того, как они увидели, что король выстрелил в него. Алекс, осознав, что произошло, понял, что ему повезло, что заклинание Чернана только ослепило его, а не убило, не парализовало, не свело с ума и не ввергло в кому. Наверное, Флип каким-то образом вклинился, приняв основной удар на себя… и, наверное, каким-то образом убил Чернана. Но чародей умер, не объяснив секрета чумы. У больных грызов не было надежды, и Алекс упомянул Плиип об этом печальном факте.

– Нет-нет, – поправила она. – Им лучше. Пришел хуманский врач и принес лекарства…

– Беловолосый хуман? – удивился Алекс. – Он жив?

– Да, он был ранен, попал в плен, но принцесса потребовала освободить всех пленников. Он дал лекарства в Деридале, потом приехал сюда, вправил тебе плечо и снова вернулся в Деридаль…

– И долго я…

– Ты проспал несколько дней. Врач сказал «кома». Сказал, что ты, наверное, очнешься до свадьбы, но, может быть, и нет.

– Свадьба? Какая свадьба? – спросил Алекс, пытаясь сесть.

– Брак ради союза, – объяснила Плиип, помогая ему сесть прямо. – Принцесса Деридаля выходит замуж за принца Бельтаса.

Алекс ужаснулся.

– Но ведь он совсем ребенок! А она…

– Она сама предложила это! Говорит, это политический обычай хуманов, – добавила Плиип, явно убежденная, что там, где касается неисчислимых хуманских глупостей, дальнейших объяснений не требуется.

Алекс застонал и снова упал на постель. Это имело смысл, этот обычай был широко распространен на островах. Но все равно…

– Но король Бельтар говорит, что грызы получат все права гражданства! – быстро сказала Плиип, стараясь утешить его. – Принцесса настояла. Больше не будут бить, калечить, убивать. Жить свободно, совсем как хуманы. Король Бельтар позволит нам остаться в Деридале, в Бельтасе или в любом городе. И никаких башен. Теперь он знает, – самодовольно добавила она, – что мы можем сделать, что мы сделаем, если он снова нарушит слово. И все хуманы согласны.

– Я рад, – сказал Алекс, и это было правдой. Но счастлив он не был.

Свадьба состоялась на следующий день, может, позже, а может, ночью – Алекс не был уверен. Он остался в постели под предлогом, что все еще нездоров. Голова по-прежнему болела, зрение не возвращалось. Он слышал звон колоколов, лежа в постели в госпитале, окруженный другими самодельными постелями с ранеными и умирающими хуманами и грызами. День и ночь были просто бесформенной темнотой с запахами и стонами раненых и умирающих.