Марианна Алферова - Беловодье

Она бросилась к нему и схватила за шею. В тот же миг его ожерелье стало вибрировать. И ее — он видел это — вибрировала в такт. Он тоже положил ей ладони на шею, вслушиваясь в биение водной нити.

— Почему же ты не душишь? — спросил, приближая свои губы к ее губам. — Я жду.

Она закрыла глаза и судорожно вздохнула.

— Баз сказал?

— Нет. Я догадался, милая. Моя мать так ограждала себя от материнства. А я появился на свет случайно, когда она решила, что больше не может забеременеть, и забыла ненавидеть.

— Пошли к старику! — Надя сняла ладони Романа со своей шеи. Сняла, но не отпустила, напротив, изо всей силы стиснула пальцы. — Пойдем и спросим его напрямик — правду ли ты говоришь?

— Да если бы и правда, что с того, Наденька? Ведь на самом деле человек отличить не может — околдован он или сам по себе влюбился. И та любовь зла, и эта боль причиняет. И обе они томят, заставляя сердце замирать. А без любви человек несчастным становится.

Гамаюнов всякий раз был иной. То надменный, то по-стариковски брюзгливый. Сейчас он притворялся наивным, и это было неприятно.

— Отпусти меня, — сказала Надя. Но ни капли просительности в голосе. Она вообще не умела унижаться.

— Не могу, — покачал головой Иван Кириллович. — Старость — она ведь на самом деле злая.

— Дед Севастьян не был злым, — заметил. Роман.

— Вам легко упрекать — вы сами ничего не создали. А я создал. Это я, именно я задумал Беловодье… Сколько лет о нем мечтал, сколько раз проклинал мечту и вновь к ней возвращался. Ведь Сазонов чем меня купил? Он мне обещал помочь с воплощением. Я знал, что он совсем иначе понимает Беловодье. Но других союзников не было, и я решился. Думал, что Беловодье его переменит, как переменил когда-то Чернобыль. Младший брат Сазонова был на Чернобыльской АЭС в восемьдесят шестом и получил смертельную дозу. Умирал долго, страшно. От Вадима ему костный мозг пересаживали. А мозг не прижился. Вадим тогда… как бы сказать поточнее… Перестал быть карьеристом и стал совершенно иным человеком. На время. Был придуман проект — неуничтожимый город, упрятанный глубоко под землей, чтобы в случае любой катастрофы… Ведь если вдуматься, мы все живем накануне Армагеддона. Ежеминутно, ежечасно он может случиться. Но все — или почти все — об этом не думают. Понимают лишь единицы. Тот, кто прикоснулся. Как Вадим. Деньги на проект нашли. Огромные деньги. И тут мы случайно с ним встретились. Вадим услышал про Беловодье, про Шамбалу и забыл про свои чертежи. Он рассматривал мой проект вульгарно, напрямую. Как средство спасения физическое. Но неважно… Ради того, чтобы создать Беловодье, я готов был согласиться и на эту помощь. Я его не разубеждал, а поддакивал. Да, именно таким Беловодье и будет, каким оно кажется Вадиму. Сазонов был человек с положением, со связями. Без него я бы никогда не смог сделать того, что сделал. Так что я ему благодарен. Нет, не осуждайте, но послушайте! Представьте, вы встречаете человека, и он начинает вам рассказывать, что располагает неограниченными средствами, а средства эти готов употребить на осуществление ваших замыслов. Вот подлинное исполнение всех желаний. Я отринул все сомнения. Да, разум мой с ехидной настойчивостью подсказывал, что такого просто не может быть. Что за всем этим должен быть какой-то расчет, обман… Что за все придется заплатить. Но ни обмана, ни расчета я тогда распознать не мог. Ну да, бриллианты были фальшивые. Что из того? Бриллианты — это не цель, а средство. И вот… я стал создавать Беловодье. И творение меня подчинило. Но как я был тогда счастлив! — В голосе Гамаюнова слышались мечтательные нотки.

«Воспаряет», — подумал Роман и весь передернулся, потому что слово это было из лексикона Сазонова.

— Вы очень ловко придумываете оправдания. А те ребята, из которых вы обещали создать элиту для своей Шамбалы и которых просто-напросто убили? Вас совесть не мучает, когда вы их вспоминаете?

— Нет, же мучает, — ни на миг не поколебавшись, ответил Иван Кириллович. — У меня не было другого выхода. Те люди, что стояли за Сазоновым, требовали огромные суммы за свои милости. Причем валютой. Мы продавали бриллианты и расплачивались с покровителями. И потом, работа над проектом сама по себе забирала огромные средства.

— Да, всегда так получается: строят новый мир, а выходит дорогая дача.

— Роман, помолчи, — попросила Надя. — И выйди. Я с… Иваном Кирилловичем наедине поговорить хочу.

— Надя!

— Выйди, прошу тебя.

Он покинул маленький, чем-то похожий на китайскую пагоду домик, Башня… Ну, конечно — башня из слоновой кости, как иначе мог мыслить свое убежище Гамаюнов? Запереться, спрятаться. Но не одному ведь! С собой надобно кого-нибудь непременно запереть, чтобы обихаживать долгую старость. Но Надю Роман ни за что не отдаст. Если что, срежет с нее ожерелье и навсегда подчинит… Нет, так нельзя, недопустимо. Она не стерпит, не простит. А что можно? Что?..

Надя отворила дверь и приглашающе кивнула.

— Ну?

— Заходи.

— Так что вы решили?

— Он меня отпускает. Но только если останется здесь, внутри. Выполни его просьбу, Роман.

Все-таки выторговал свое гнездышко, свою башенку. Да пусть забирает!

— В конечном счете, он же создал Беловодье, — напомнила Надя.

— Да, да, что сотворил, то и имеешь, — согласился (почти) Роман.

— Вы сейчас уедете? — спросил Иван Кириллович. — Знаю, знаю, уедете, и не отрицайте. Что вам теперь здесь делать со мной вот таким? — Он понимающе улыбнулся и тронул руками шею, где осталась мертвенно-белая полоса. На том месте, где много-много лет Гамаюнов носил ожерелье.

Полчаса назад Гамаюнов был напорист, почти яростен, и не желал сдаваться. И вдруг обмяк весь, смирился.

«Артист», — подумал Роман.

Но гнева больше не было.

— Прошу вас, опасайтесь Вадима Федоровича. Он человек очень последовательный. Цель наметит и идет к ней. Ни за что не отступит.

— Разумеется, буду опасаться, — согласился Роман. — Ведь он хотел меня убить.

— Он тогда не знал, что у меня больше нет ожерелья и новых кругов я ему создать не могу. Боялся, что вы ему все испортите. Вы, Роман Васильевич, очень сильный колдун. Он сказал, что за вами давно наблюдает, специально даже для этого дом себе в Темногорске приобрел. Он опасался, что вы здесь все по-своему начнете обустраивать. И решил, что, как только ограда будет починена, он вас обезвредит.

— Нож с водным лезвием вы сделали?

— Вадим сам умеет. Правда, очень слабый. Сутки держится, не больше. Когда вы внезапно покинули Беловодье и он понял, что ограда не восстановлена, мы с ним еще раз все обсудили. И он решил вас не трогать. Потому что только вы можете ему помочь.