Павел Марушкин - Дети непогоды

Командор Блэвэ дёрнул Рахита за рукав. Испоганенную форму командор сбросил, оставшись в одних длинных чёрных трусах. Мокрый до нитки, взъерошенный, трясущийся от холода, сейчас он совершенно не походил на того элегантного лощёного офицера, каким был утром.

— Тебе ещё чего?!! — рявкнул пират.

— Вода! Вода из бассейна! Она растеклась по нижним палубам! Надо дать ей ход! Пробить днище!

— Ты слышал?! Делай, как он говорит! — взвизгнул Даридуда. — И поставь меня на палубу, ты, урод! Иначе я тебе самому глаз выколю!

Гориллоид с проклятиями разжал пальцы и кинулся вниз, опираясь сразу на четыре конечности.

— Чего раззявились?! — рявкнул вдруг один из пиратов на пленников. — А ну марш в бассейн! Законопатить все дыры, живо!

Хлюпик шагнул было вместе с остальными, но тут чьи-то цепкие пальцы ухватили его за локоть. Адирроза молча потянула смоукера за собой. Во всеобщей неразберихе бегство их осталось незамеченным.

Сипапоккула затащила Хлюпика на ют. Здесь было особенно ветрено — или так казалось? Мокрый флаг авиакомпании тяжело хлопал, обдавая беглецов мелкими брызгами. Присев на корточки под тёмным кормовым фонарём, они прижались друг к другу.

— Хлю, у меня есть план! — прокричала Адирроза. Разговаривать приходилось, буквально прижимаясь губами к уху — так громыхало вокруг.

— Какой план?

— Ты сможешь пережечь буксирный трос, если я раздобуду тебе твой талисман?

— Смогу, конечно… Но он же у этого пирата! Как ты…

— Я придумала как! — Адирроза готова была сорваться с места, но Хлюпик удержал её.

— Ну а потом что?

— Пиратов здесь от силы штук тридцать! А Ёкарный Глаз в такой ураган ничего не сможет нам сделать. Надо рискнуть, Хлю!

Хлюпик на миг задумался.

— Ладно! Только скажи мне сперва, что ты задумала.

— А вот что…

Команда обезьянцев под предводительством Рахита закончила пробивать дыры в днище. Сквозь рёв бури слышно было громкое журчание — это уходила скопившаяся на нижних палубах вода.

«Немудрено, что мы падали, — подумал Рахит, глядя сквозь пробоину в ночь. — Вон сколько балласта!» Обезьянцы отдыхали, развалившись на диванах. Часть вещей с корабля была вышвырнута за борт во время аврала, но волочь отсюда громоздкую, обитую натуральной кожей мебель оказалось слишком тяжело.

«Интересно, как там здешние матросы? Не учудили бы чего со скуки». С обезьянцами пираты обращались помягче, чем с людьми, — их попросту согнали в кубрик (народу там набилось, что сельдей в бочке) и заперли до лучших времён, приставив четверых охранять. Позже, на базе, им наверняка предложат пополнить ряды флибустьеров — и Рахит не сомневался, что многие с радостью на это пойдут. Ещё бы, ходить под командованием самого Ёкарного Глаза! А уж если шепнуть на ушко о тех богатствах, которые каждый пират прячет в укромном местечке… О-о! Тут, глядишь, не только обезьянцы соблазнятся весёлой разбойничьей вольницей!

Послышались тяжёлые шлёпающие шаги — кто-то спускался по трапу.

— Эй, Рахит! — Жирный почесал брюхо и осклабился. — Хватит прохлаждаться! Давай, тащи свою задницу наверх! Старый Даридуда хочет с тобой потолковать.

— Какого ему ещё надо? — заворчал гориллоид. — Знаешь, Жирный, со всякой хитрой механикой он обращается ловко, спору нет. Но капитаном его вроде никто не избирал.

Жирный пожал плечами:

— Ты бы предпочёл, чтобы это был Фракомбрасс? Когда ты последний раз получал от него бутылкой по кумполу, а? Иди давай и радуйся, что у Хуака нрав помягче.

— Иду, иду. А уж радости-то — полные штаны. Чего хоть случилось?

— Корабль всё ещё снижается, вот чего. А может, альтиметр шалит — сам знаешь, такое бывает. В общем, с «Тяжёлой Думы» просигналили: всё, что только есть тяжёлого, — за борт!

— Понятно… То-то каким-нибудь куки радость. Представь, сидишь в этаком шалашике, а тут сверху начинают валиться роскошные мебеля!

Жирный заржал:

— Ага, диваном по кумполу — и каюк! Гориллоид заглянул в рубку:

— Звал, старый?

Хуак стоял за штурвалом, широко расставив ноги. Единственный глаз обезьянца пристально вглядывался в непогоду.

— Давай-ка, возьми с десяток парней покрепче и почисти это корыто! Мы продолжаем снижаться. Видишь? — Он щёлкнул ногтем по стеклу альтиметра в нактоузе. — Если так пойдёт и дальше, минут через десять мы обдерём брюхо о верхушки деревьев!

— Слышь, там на камбузе полно всякой дряни! Давай вышвырнем всё это за борт.

— Кэп сказал — камбуз без крайней нужды не трогать! Пошерсти по каютам, там много всякого!

Рахит негодующе фыркнул, но отправился выполнять поручение. На нижних палубах царил полумрак — большинство светильников пришло в негодность после протечки. «А не взять ли пару-другую здешних матросов? — подумалось ему. — Всё лучше, чем на своём горбу таскать».

— Какой же я умный — это что-то! — пробормотал он себе под нос и вдруг заметил, что в дальнем конце коридора мелькнула маленькая тень.

«Неужели снова эта пигалица? Ну как есть — она! — подумал Рахит. — Теперь-то я её точно выкину за борт. Вот тебе и балласт!»

Протопав по коридору, обезьянец рванул дверь последней каюты. Он был уверен, что та заперта; но дверь неожиданно легко распахнулась. Каюта была ярко освещена. Адирроза сидела на застеленной койке в соблазнительной позе, нога на ногу. Короткая юбочка задралась так, что дальше некуда.

— Привет, большой парниша! — ослепительно улыбнулась она. — Давай, не стой столбом, заходи.

Низко согнувшись под притолокой, обезьянец вошёл, сразу заполнив собой половину каюты, и притворил дверь.

— У тебя такие упругие мускулы! — продолжала щебетать Адирроза. — Когда ты меня схватил, у меня рёбрышки затрещали. Я вообще люблю сильных парней! Скажи, а это правда, что обезьянцы здорово целуются? У вас у всех такие большие губы! Хотела бы я попробовать!

— Гы! Так ты что, решила соблазнить меня, что ли? — ухмыльнулся гориллоид. — А ты не того… Не лопнешь?

Как и большинство соплеменников, он предпочитал обезьянских женщин. Однако раз уж подвернулся такой случай…

«В конце концов, пират я или нет?» — подумал он, протягивая длинные руки и отрывая девушку от кровати. Оказавшись в воздухе, сипапоккула хихикнула.

— Ты спрашиваешь, хорошо ли мы целуемся? — спросил гориллоид, приближая свои губы к губам Адиррозы. — Ах ты егоза! Да если я засуну язык в твой болтливый ротик, он вылезет наружу прямо из твоей…

В последний момент он успел заметить выражение глаз девушки — слишком спокойное, слишком холодное… Грудь сипапоккулы с лёгким хлопком раздулась, а затем она приникла к губам обезьянца — и сильнейший выдох разорвал ему лёгкие.

— Давай скорее, Хлю! — бросила Адирроза, перешагивая через хрипящего и корчащегося на полу пирата. Хлюпик выбрался из-под дивана, подскочил к гориллоиду и с силой рванул звёздочку на себя. Ветхая ткань тельника не выдержала и с треском порвалась.