Гэв Торп - Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I

Его мать постоянно ругала его за то, что он был столь мрачен во времена мира, но сейчас, когда он стоял в центре пустынного амфитеатра, он знал, что время доказало его правоту. Песни отдаленного праздника здесь были громче, превосходная акустика отражала случайное эхо слов и музыки. Даже в этой мрачной, наводненной тенями части города, не было спасения от жестоких звуков возрождающейся жизни.

Он знал, что ему придется вернуться на фестиваль. Мысли об этом не радовали его, но этой ночью должна была пролиться кровь. Фестиваль Масок был праздником дикой невоздержанности, погоней за излишествами без последствий. Для кого-то это означало невоздержанность в еде, для других — в питье или наркотиках. Третьи удовлетворяли свои гедонистские порывы, попирая все границы приличий, сокрыв лица масками и росписью. Для других же, существовали более темные аппетиты, которые следовало утолить.

Он покинул амфитеатр и направился к центру города. В сердце Тор Иврессе возвышалась мерцающая башня Хранителя, которую он назначил своей целью. Менестрель, которого он искал, обещал исполнит балладу в театре Детелиона.

Это место идеально подойдет для того, чтобы завершить эту шараду.

Баллада, декламируемая менестрелем, разлеталась над Иврессе, и без сомнений, лучшего фона, чем эта башня для нее нельзя было и представить. Он знал лишь имя менестреля, но этого ему достаточно. В любом случае, описание внешности мало поможет ему в эту ночь. Под своими масками, городские актеры были невидимками, свободными от последствий.

Он вновь шагал пустыми улицами. Казалось, что прошли века с тех пор, как город был столь полон жизни, что многие из этих зданий служили жилищами своим владельцам. Со времени нашествия гоблинского короля, город мог вместить намного больше жителей, чем оставалось эльфов называвших Тор Иврессе домом.

Стены города были высоки и крепки, укрепленные магическими плетениями, но в нем оставалось слишком мало воинов, чтоб защищать их. Тор Иврессе перестал быть бастионом против вторжений, и осознание этого вызывало гнев. Как столь грозный город мог так низко пасть?

Шум фестиваля нарастал, и он ощетинился, предчувствуя неприязнь и раздражение, от приближение к празднующим. Музыка отражалась от стен, кружилась улицами, словно змеевидные ленты света. Она пыталась поднять ему настроение, но наоборот, лишь больше вгоняла в депрессию. И дураку было понятно, что это не место для песен о любви и победе.

Тот факт, что эльфы все еще удерживали Тор Иврессе, еще не значил, что все в порядке.

Улица, по которой он следовал, изгибалась к северу и мягкий, мерцающий свет, естественного и магического происхождения, смешивался, освещая путь. Впереди была Река Звезд, улица магии и света, место чудес и сверкающего волшебства. Тени танцевали на стенах, насмешка жизни и воодушевление, вонзавшие в его сердце острый шип гнева. Прибытие менестреля принесло радость городу, распространяя волну эйфории среди его жителей. Каждый слышал фрагменты его баллады, но сегодня ночью он будет петь для тех, кто видел эти события своими глазами.

Театр Детелиона распахнет свои двери перед гостями, пришедшими услышать эту опасную работу негодяя-менестреля, но любой, кто был очевидцем кровавого штурма гоблинского короля, не одобрит воспевание этого ужаса. Некоторые вещи лучше оставить истории — не забывать, но и не праздновать. Не увековечивать в песнях. Он остановился, чтоб успокоить дыхание, чувствуя, как его ладони сжимаются в кулаки. Он был вспыльчив, но подавил свой гнев чередой ментальных упражнений, переданных ему отцом. Он повернул на Реку Звезд и позволил фестивалю захлестнуть себя в полной мере.

Повсюду были свет и волшебство. Эльфы Тор Иврессе, обычно столь невозмутимые и несклонные к витиеватостям, сотнями толпились на улицах. Они носили свое горе словно плащ, но в эту ночь оно было отброшено, и наряды всевозможных стилей ослепляли глаз своей роскошью. Гуляки были облачены в такое буйство ткани и плоти, которое могло заставить залиться румянцем даже куртизанок Лотерна. Волшебные огоньки кружили над толпой, повинуясь звукам невидимых лир и флейт. Выдыхатели огня скакали посередине улицы, а заклинатели кружили их пламенное дыхание в танце над головами толпы. Сверкающие представления разноцветных драконов, орлов и сражающихся воинов зажгли небеса. Труппы танцоров и акробатов крутились и сплетались в огне, кружились узкими спиралями, представляя древние танцы из времен Аэнариона. Их мантии были подобны крыльям, и они двигались, словно земное притяжение было не властно над ними.

Он двигался сквозь толпу, скачущую в беспорядке, ощущая касания тел вокруг него словно физическую боль. Ему хотелось взять в руки свой рунный меч, но мерцающая перевязь из шкуры химеры осталась лежать в его спальне. Лишь узкий кинжал с листовидным лезвием свисал с его пояса, отрицая радостный дух фестиваля.

Выдыхатели огня двинулись дальше и следующая группа артистов заняла их место. Это было целое воинство раскрашенных фигур, более родственных диким безумцам Танцорам войны азраи, нежели любой из благородных семей Ультуана. Как и акробаты до них, они бросились сквозь толпу, вращая мечи и копья в воинственной демонстрации собственного мастерства. Их смазанные маслом тела, блестели в свете факелов, и смеющиеся гуляки касались их непристойными ласками.

Он ощутил грядущее прикосновение женщины за мгновение до того, как она дотронулась до его руки. Он крутанулся, хватая ее за запястье, когда она протянула руку к его плечу. Подчиняясь инстинкту, он выкрутил ее запястье и направил свободную руку прямо в ее скрытое маской лицо, подобно поршню в механизме гномов.

Кулак не достиг цели, убийственный удар прошел на волосок от изукрашенных драгоценностями черт ее маски. Когда он схватил ее руку, она схватила его. Они отпустили друг друга одновременно, и он отступил назад, когда толпа отхлынула от его яростной вспышки, нарушивший все правила этикета фестиваля. Женщина выпрямилась и принялась массажировать плечо, которое он жестоко выкрутил.

Она взглянула во тьму его мантии и на бледную безжизненность маски, наполовину скрывающей лицо.

— А ты быстрый, — сказала она. — Словно баньши.

— Как и ты, — ответил он. — Я мог убить тебя.

— Но не убил. Будь благодарен, ибо это очень разгневало бы моего мужа, а он великий охотник.

— Серьезно? — Вопросил он. — И кто же он, этот великий охотник?

Она склонила голову набок, и он увидел, что ее глаза были сверкающего янтарного цвета. Серебряные крапинки льдистой белизны горели в них и он увидел великую скорбь, словно в глазах матери, что пережила всех своих детей. Золотые волосы, словно свежесрезанные колосья, обрамляли изящную сердцевидную маску из серебра, несущую лишь одну нарисованную слезу, стекающую по щеке.