Константин Соловьев - Урод

Он дрался, не сознавая себя, просто позволяя оружию делать то, что ему вздумается. И чудовищный Крэйн внутри него — другой, совсем другой Крэйн! — смеялся от радости каждый раз, когда удар настигал цель. Но потом морок прошел. И Крэйн почувствовал себя единым. Маска слилась с лицом.

И принял себя таким, какой он есть.

Чернь обступала их почти со всех сторон — воющая и визжащая стена одинаковых лиц с огненными провалами гноящихся глаз. Она мешала сама себе — здесь почти не было умеющих хорошо управляться с оружием, они путались друг у друга под ногами, поскальзывались, раненые с воем пытались пробиться обратно и затихали, втоптанные лицом в землю следующей волной. Толпа была зверем, но зверем хоть и смертоносным, но большим и неуклюжим. Если б мы вовремя успели построиться, подумал Крэйн, рассекая воздух своими дубинками, это могло бы помочь. Теперь поздно. Несмотря на силу Садуфа, на меткость Ингиза, на бесстрашие и сноровку Тильта — поздно. Слишком их много.

Тяжелая палка с осколком хитина на конце чиркнула его по лбу, оставив едкую длинную царапину. Крэйн сделал шаг вбок, и ее хозяин, удивленно крякнув, прижал кулаки ко вмятым внутрь ребрам. Его сосед попытался было поднырнуть под удар, но вторая дубинка остановила его на полпути и швырнула обратно — еще шевелящегося, но уже без большей части лица.

Толпа взвыла, ощутив его удары. Но как огромная волна Моря, она не могла остановиться, какой-то невидимой сокрушающей силой ее несло вперед и швыряло, разбивая вдребезги и снова соединяя в исполинскую рокочущую стаю. Когда она отползала, на земле оставались неподвижные тела.

Крэйн видел все, что происходило, хоть и ни разу не повернул головы.

Он видел, как рубится окруженный Тильт, рубится смертно, понимая, что это последний бой, рубится с окрашенным с одной стороны алым лицом. Люди отваливались от него, как сметаемые кейром дровосека сухие сучки от ствола. Но людей было много, а он был один. На самом верху первого нальта возвышался Ингиз и руки его ни мгновения не оставались на месте.

В звонком оглушающем ворчании схватки свист его артаков был еле различим, но всякий раз, когда кто-то пытался подступиться к открытому левому боку Тильта, смертоносная хитиновая пластина находила его шею быстрее, чем сам Хеннар успевал взмахнуть эскертом.

Небольшая кучка черни, обогнув бьющихся, устремилась к нальтам. Не иначе надеялась поживиться нехитрым скарбом и унести ноги. Но прежде чем они успели добраться до третьего нальта, еще не охваченного пламенем битвы, двое или трое из них закричали, дико, словно с них живьем сдирали шкуру, и превратились в огромные бездымные факелы, трепещущие на ветру.

Нотару отбросил пустые склянки и подхватил новые. Один из нападавших намерился было подмахнуть его стисом по ноге и стащить с места возницы, но Лайвен, спрятавшаяся за полозом со стисом Крэйна в руках, раскроила ему живот. Кейбель, высунувшись из-за полога, плеснул в толпу большой сосуд ыва-ра. Чернь заорала, когда белесые голодные личинки оказались у них под кожей.

Но было поздно. Крэйн сознавал это.

Нерф уже лежал возле первого нальта. Равнодушный, какой-то сжавшийся и разлохмаченный, он уже не был похож на того простоватого ворчуна Нерфа, который вечно поучал Теонтая и возился со своими хеггами. Он стал просто вещью, безжизненным куском плоти, завернутым в лохмотья.

Идти стало трудно — под ногами ворочалось что-то большое и мягкое, иногда подошвы сапог касались чьих-то тонко хрустящих пальцев.

— Последнее представление, — глухо сказал Теонтай, шатаясь, но не выпуская из рук оружия. Горечи в его голосе не было. На него бросились сразу двое, но, прежде чем он успел перехватить кейры, чей-то пущенный из толпы стис клюнул его точно под кадык и закачался на груди.

Крэйн раскроил обоим головы, откинул иссеченную почти надвое дубинку, подхватил кейр Теонтая. Он не считал, сколько раз его задели, но в висках уже противно гудело — наверняка кто-то изловчился и задел все-таки крупную жилу. Стекающая со лба кровь окрашивала мир в алый цвет, от ее запаха Крэйна едва не рвало. Но упоение схватки бросало его вперед, на ощетинившуюся жалами стену, и сила в нем бурлила, находя выход.

Ингиз опоздал всего на несколько мгновений. Метнув последний артак, он потянулся за стисами, но из бурлящей и клокочущей у края нальта толпы высунулась рука и коротко взмахнула коротким кейром, переломив ему ногу у самой щиколотки. Тильт бросился на помощь, расчищая дорогу последним оставшимся эскертом, но Ингиз, качнувшись, завалился спиной вниз и почти мгновенно исчез в кипящем водовороте человеческих тел. На поверхности он больше не возник.

Тильт обернулся, тяжело дыша, ища уцелевших. Лицо его, наполовину залитое кровью, было неузнаваемо.

— К роще!.. — крикнул он, не прекращая отбиваться от наседавшей на него черни. — Все к роще!

Он знал, что не уйдет, и, вероятно, понимал это не меньше Крэйна. Движения его, легкие и смертельные, утратили скорость, он бил тяжело, с размахом. Пот, смешавшись с кровью, густой капелью пропитал его вельт.

Но взгляд был прежний — уверенный, крепкий как молодой эскерт, властный.

Он знал, что умрет, но хотел увести остатки своего калькада. В рощу, где черни придется разделяться, пробиваясь между толстыми стволами, где несколько опытных бойцов смогут дать отпор. А потом, дождавшись Урта, можно будет и уйти…

— Ушедшие тебе в глотку!.. — прорычал Крэйн. Он обломал кейр о чью-то ключицу, но времени было мало — отшвырнув бесполезную рукоять, он перехватил вторую дубинку двумя руками и, сметая со своей дороги всех, кто не успел отойти, двинулся к Тильту. Как бы ни был он опьянен схваткой, он понимал, что может вот-вот потерять последнего человека из тех, кто что-то знает о бывшем шэле Алдион. И тогда, вероятно, ему останется лишь скитаться по бесплодным землям. Тильт был единственным, кто был так или иначе связан с ним самим. И это значило, что терять его он не имеет права.

Силы в руках будто стало больше — даже посеченная хитином, размозженная на конце дубинка падала с такой скоростью, что сокрушала, не замечая разницы, и клинки, и прячущиеся за ними головы. Садуф прикрывал ему спину, великан с легкостью поднимал и опускал свое чудовищное оружие, и казалось, что он может заниматься этим еще два Эно к ряду. Где-то сзади кричали люди и сквозь лязг хитина доносились голоса Лайвен и Нотару. Но сейчас Крэйн забыл даже про нее.

Толпа отхлынула от него, потрясенная его ненавистью и его горящим нечеловеческим лицом.

— Бейр! — закричал кто-то. — Ушедшие с нами!..

Крэйн не глядя махнул дубинкой, и крикнувший, не успев даже захрипеть, сам отправился к Ушедшим. Или не он — времени пялиться по сторонам не было. На то, чтоб достигнуть первого нальта, у него ушло не много времени.