Марина Дяченко - Уехал славный рыцарь мой…

— Затем, — грубовато ответил Диего.

Я пропустила дерзость мимо ушей. На экране передо мной вертелась четырехмерная схема чипа; я пыталась сосредоточиться, но все равно ничего не могла понять. В какой-то момент опустились руки — то, что Аманесер мог сделать «на коленке», я не сумею даже с помощью машины.

— Надо забить первую и последнюю ячейку, — сказал Диего, встав за моей спиной. — Как-то так… детерминировать… перемешать любовь и смерть, понимаете? Донна Фуэнте никого не пропустит, а тут такой красавец — он должен сработать, как мина.

— Донна Фуэнте — человек первого или второго порядка?

— Никто не знает! Она носила разъем на лбу, а потом оказалось, что это диадема.

Я вспомнила ее издевательский хохот. Поежилась. Плотнее закуталась в мантилью.

— А вот тут… — Диего полез в монитор пальцем. Я сильно ударила его по руке, он зашипел от боли и убрал руки за спину. — Я хотел сказать, что, может быть, запрограммировать его просто на измор? Аккумулятор у него здоровский… он может ее как взять в объятья, так и… не выпускать. Если она первого порядка, то умрет от жажды или сердечного приступа. Если второго, то ее может в какой-то момент закоротить.

— Она колдунья.

— Она прежде всего баба! Вы же сами говорили.

Я поморщилась. То, что еще четверть часа назад казалось мне верным шансом, теперь уплывало из рук, оборачиваясь несусветной глупостью.

— Технически это возможно, — бубнил у меня над ухом Диего. — Если даже Синко… Синко!

Я не успела оглянуться, а он уже расталкивал спящего мавра.

— Синко! Синко, вставай! Есть работа!

— Приказ от сеньора Аманесера?

— Да! Именно приказ! Иди сюда, вот…

Синко подошел к монитору. Он сильно исхудал, одежда болталась на нем, сквозь прорехи проглядывало иссохшее коричневое тело.

— Хочешь есть, Синко? — спросила я.

— А? Что? Нет, спасибо, сеньора. Где работа?

— Вот! — Диего ткнул пальцем в монитор, и на этот раз я не стала его останавливать. — Надо тут прошить один мотивчик. Сможешь?

Этот не стал отказываться от еды. Все биологические процессы протекали в нем с повышенной интенсивностью — за те несколько часов, что прошли от установки чипа до завтрака, на гладких щеках рыцаря появилась щетина, и он потребовал у слуг бритвенные принадлежности.

Волосы на его голове по-прежнему торчали «ежиком». Левый глаз был закрыт аккуратной повязкой, но мне хватило и правого, карего, чтобы ощущать себя неловко. Рыцарь не сводил взгляда с моего лица, а я не осмеливалась — стыдилась? — посмотреть в ответ.

У него была мягкая улыбка, немного неестественная. Безукоризненные манеры. Тяжелые руки, порхающие над столовыми приборами, как птицы. Плоские чистые ногти.

— Что вы так смотрите на меня, молодой друг?

Диего и в самом деле таращился, забыв о приличиях.

— Давным-давно мне снилось, что я сижу за столом в обществе дамы, чья красота забивает дыхание, и странного юноши, который меня разглядывает… Вы верите в предначертание, сеньора? Я фаталист. Все подвиги, совершенные мною на полях и на перекрестках, все убитые колдуны и великаны — дань Судьбе, которая издавна благосклонна ко мне… Только однажды я встретил рыцаря, который был сильнее Судьбы. Потому что им двигала Любовь…

Он вытер губы салфеткой. Даже сидящий, он был много выше и Диего, и меня.

— Благодарю вас, сеньора, за прием и за угощение, однако солнце уже высоко, и дорога ждет меня…

Я вышла проводить его на крыльцо. Почти не хромая, он подошел к высокому гнедому жеребцу, уже оседланному и снаряженному, готовому в дорогу.

— Сеньора… я благодарен Судьбе за счастье увидеть вас. Благословен рыцарь, совершающий подвиги вашим именем. Я не знаю своей новой участи… но мне кажется, она близка. Прощайте!

Он вскочил в седло. И, обернувшись, вдруг подмигнул своим единственным глазом — сверху вниз:

— Не думайте, что вы в чем-то передо мной виноваты… Это Судьба.

И направил коня на дорогу.

Девять дней зеркальце оставалось темным.

Девять ночей Диего сидел на крыше, сшибая моховых звезд и «огненных мулов». В пушке стоял теперь аккумулятор Синко — этот был меньше, чем источник питания от рыцаря-фаталиста, но куда лучше, чем старый пушечный аккумулятор.

— Он все равно спит, — сказал Диего, с сожалением глядя на мавра. — А так он заснет чуть крепче, вот и все.

Девять дней мы сами жили, как во сне. И мне, и Диего было ясно, что если наш план сорвется — Аманесера не спасет уже ничто.

Я держала голову высоко — так высоко, как только могла. Мне казалось, что слуги шепчутся за спиной. Мой рыцарь попал в капкан донны Фуэнте — и виной этому была его дама, она и больше никто. Так, мне казалось, шепчутся служанки.

Я велела поставить кресло в гостиной перед парадным портретом Аманесера. Рыцарь рассвета стоял, опираясь на копье, в полном боевом облачении, с опущенным забралом шлема. Я сидела перед ним, вышивая олеандры, собирая слезы в маленький сосуд, висящий на шнурке у меня на шее.

На десятый день зеркальце засветилось. Я увидела отблеск костра на панцире, забрало темного шлема и ущербную луну в небесах — ту же луну, что висела сейчас над нашими головами.

— Я снова свободен, — сказал Аманесер. — И я люблю вас, донна Клара. Ждите.

Диего избегал меня. Не смешил, не восхищался, не улыбался, глядя в глаза. Порывался даже уйти — но не ушел, дворецкий заваливал его поручениями — и он делал все, даже самую грязную работу. А по ночам сидел на крыше рядом с пушкой.

Он начал курить. Раздобыл где-то трубку. Курил плохой табак, который покупал у слуг. Кашлял, смахивал слезы с глаз и снова курил.

Однажды ночью я поднялась на крышу. При виде меня Диего едва не проглотил свою трубку.

— Сеньора…

Я опустилась рядом.

— Диего… Для того, чтобы быть верной моему рыцарю, мне вовсе не нужно играть с вами в прятки. Аманесер здесь, — я прижала руку к груди. — Моя любовь к нему — как восход солнца… разве можно оскорбить восход? Разве можно его принизить?

— Но сеньора, мне показалось…

— Я верна моему рыцарю так совершенно и полно, что с благодарностью принимаю и ваши чувства. Настоящая любовь не может унизить или оскорбить. А донна Фуэнте — в самом деле опасная колдунья, и ведь мы знаем, что наидоблестнейший рыцарь однажды может потерпеть поражение… Вы доказали свое благородство, Диего. Давайте снова будем друзьями.

Он молчал.

Была безлунная, спокойная, тишайшая ночь. Над крышей и над башней, над фонтаном во внутреннем дворике и над нашими головами лежало звездное царство — россыпь жемчуга на черном бархате. Звезды мерцали в остывающем воздухе.