Александр Кондратьев - На берегах Ярыни

Сперва Водяник не соглашался во сне, уверяя, что слишком любит свою Ярынь, а равно живущих в ней утопленников и русалок, которые лишатся в нем не только мудрого правителя, но благодетеля, супруга и как бы второго отца… Но затем слезные мольбы посольства и клятвы, что без него, Водяного с Ярыни, пропадет все царство морское, сделали свое дело, и тщеславный старик согласился. Он допустил надеть на себя драгоценную из крупных жемчужин с алмазами цепь и принял старинную серебряную, с изумрудами и сапфирами, корону придворных царей Варяжского моря. Приплывшие с водяными послами хвостатые полузвери-полурыбы повезли его в большой перламутровой раковине к сказочному по пышности дворцу, построенному из хрусталя среди холмов и равнин донного царства.

Там ожидал его янтарный, несколько протертый предшественником, освободившийся трон. В хрустальные окна видно было, как тычутся в них мордами морские острорылые осетры и моргающие глазами белуги, проплывают мимо могучие большеголовые киты и всякая мелкая рыба, мелькая разноцветными пятнами и блистающими золотом плавательными перьями…

К новому властелину привели толпу царевен, дочерей бывшего, низложенного царя, и предложили выбрать из них супругу. Все они были замечательно хороши и похожи друг на друга. Тогда новый Морской Царь, чтобы не обидеть ни одной, объявил под рукоплесканье придворных, что ему одинаково нравится каждая из сестер и он берет себе всех. "Чем они хуже русалок", — пронеслось в голове Водяного. Эта мысль так понравилась бывшему повелителю Ярыни, что он решил ознаменовать ее пиром…

Отдан приказ, и принесенные во мгновение ока столы уже ломятся от обильно на них расставленных яств. Большие серебряные блюда вмещают в себе все, что рождает море, и все, что опускают на дно в виде дани проезжающие мимо мореходы. Нет недостатка ни в блинах, ни в пирогах с вязигой и осетриной, ни в розлитых в золотые сулеи и хрустальные кувшины заморских благоухающих винах. Морской зверь, стоящий на задних ластах, передними перебирает проворно, как искусный гусляр, блестящие струны подвешенных ему на грудь из черного дерева сделанных гусель. Морские царевны-невесты, по приказу своего повелителя, пляшут пред ним веселые танцы, а затем и он сам, выпив, сколько можно было вместить, заморских, горячащих сердце напитков, пускается в пляс.

Сперва он пляшет, как подобает царю, с важной осанкой, перебирая на месте ногами и грациозно забрасывая их одну за другую. Но ему хочется более быстрого пляса, а морской зверь не умеет так же проворно перебирать звонко поющие струны, как это делают люди. Один из придворных, с головою, похожей на стерляжью, шепотом, почтительно согнув гибкую спину, докладывает царю, что младшая царевна хорошо играет на арфе. Тогда новый царь велит прогнать, набив ему шею, ластоногого гусляра и требует, чтобы царевна показала свое искусство.

По-заморски присев пред властелином, юная царевна, блестя нашитой на платье чешуей и томно улыбаясь, приказывает принести свой инструмент и начинает играть. Водяной Царь вновь пускается в пляс. Теперь танец быстрый, и венценосный плясун может гораздо скорее взмахивать своими ногами. Но, ах, одна из них больно ударилась обо что-то, и морской повелитель очнулся от своих сказочных грез прежним простым водяным из Ярыни. Пальцами ноги ткнул он во сне лежащего рядом дубового идола и в свою очередь пробудил последнего от сладкой дремоты.

— Что с гобою, друг мой? — кротко, но не без достоинства, безмолвно спросил Водяника низринутый бог.

— А то, что ты вечно приносишь несчастье, — сердитым голосом, держась за перепончатые ноги, пробурчал Водяной. — Едва лишь я, во сне, коснулся тебя, как прекрасный сон мой, где я был царем в подводном дворце на дне Варяжского моря, разлетелся и скрылся неизвестно куда. Я же, подобно тебе, оказался лишенным престола.

— Я тоже во сне, от которого ты так неожиданно меня пробудил, был царем. Я занимал прежний трон мой за облаками. Надевая рубашку из перьев, обращался я в орла и, летая над землей, смотрел, как ведут себя люди и полубоги. Когда же затем я воротился в чертог свой, главная жена — дожденосная царственная Мокошь, утирая слезы ревности расшитым дубовыми листьями подолом, стала меня упрекать за то, что я гонялся будто бы за превратившейся в лебедь морского царевной. Я говорил ей, что она ошибается, но Мокошь (она всегда была очень сварлива) вспыхнула гневом и бросила в меня снятым с ноги сапогом, который больно ударил мне в бок. И я проснулся как раз в тот самый миг, когда в горницу нашу вбежала в испуге моя любимая дочь, золотокудрая, розоликая Зарница. Выходит, что я был разбужен тобою, быть может, не от столь веселого, как твой, но не менее приятного сна… Ах, если бы он воротился!..

Исчерпав таким образом вопрос и не сочтя нужным ссориться и продолжать разговор, оба собеседника вновь задремали.

Тихие и почти беззвучные речи их не беспокоили спавшего неподалеку, тоже зарывшись в ил, "Тяни за ногу". Он видел во сне, что подходит к болотной трясине и оттуда навстречу ему вылезают, кланяясь в пояс, грязно-зеленые бесенята.

— Здравствуйте, дяденька Петр Анкудиныч, — говорят они почтительно. — Давненько нас не навещали. Все тетеньки очень вас заждавшись. А тетенька Настасья, что пела при вас прошлый раз, даже обижаются. Что это, мол, они к нам глаз не кажут?… Пожалуйте, дяденька, мы это окно обойдем, а там у нас за кустами лаз есть.

И, раздвигая проворно перед чернобородым кусты, провожают его большие, на собак и котов похожие бесенята, прыгают, теснясь, под ногами сходные с лягушками маленькие. В открытую черную дыру, как в погреб, спустился "Тяни за ногу" и вошел в просторную освещенную голубыми болотными огоньками горницу с набросанным на полу от грязи тростником. Завидев чернобородого, поднялся с замшенной табуретки главный Болотник.

— А, Петр Анкудиныч! Наше вам с кисточкой! Наконец-то к нам пожаловали! Посылать даже собирался за вами, да боялся, что ваш аспид пронюхает и вас не пустит. Должон, думаю, сам догадаться, что его ждут. А вы легки на помине. Очень приятно! — И Главный Болотник "подержался" даже "за ручку" с чернобородым. — Я вас, видите ли, пригласить хотел на службу. Надсмотрщик нам нужен за бесенятами, а то избаловались больно, негодники! Лезут туды-сюды, куды не велено, и пропадают. Одни волки сколько их перелопали! Так я и придумал, чтобы за самыми маленькими старшие смотрели, а вы — старшими командовали бы. Вроде как бы моей правой рукой были вы… А положение вам такое будет: первым долгом из моих болотниц одна вам в жены; помещение — сами выберете. У нас грязновато, но бесенят у вас на посылках много будет. Они вашей бабе и пол травой выстлать помогут, и молока летом в стаде надоят, и ягод наберут, и яиц свеженьких из гнезд достанут… Огня только разводить у нас не полагается… Впрочем, и в реке у вас ведь то же самое было, чтобы без огня… Так по рукам, Петр Анкудиныч?