Алисия Клэр - Сказки лесной ведьмы

Но не успела она и рта раскрыть, как лесная гостья плавно поднесла палец к губам, мягко улыбаясь.

«Всему свое время, Ваше Величество, всему свое время…» — слова, выжженные огненными буквами, моментально, как напоминание, вспыхнули в сознании юной королевы. Что ж, да — как бы нам порой не хотелось приблизить то или иное событие, это невозможно — ведь все в этом мире происходит именно тогда, когда и было предрешено, ни секундой раньше и ни секундой позже — и только тогда, когда сам человек готов к этому.

И, если Абель и хотела что-то сказать, все это кануло в реку Забвения в ту секунду, когда вновь полился мягкий и обволакивающий голос ведьмы.

— И вот однажды, в тот год, когда Марианна вступила в нежный возраст восемнадцати лет, произошло событие, навсегда переменившее ее жизнь — в лучшую ли или худшую сторону, судить Вам. Дело в том, что недавно скончались король и королева, столь нежно любившие друг друга и столь возлюбленные своим народом — говорят, они и скончались в один день. На престол взошел их сын, юноша, надо признать, довольно легкомысленный, охоту с развлечениями всегда предпочитающий любым государственным делам. Практически сразу после восшествия на престол молодой король, которого, кстати, звали Эдуард, пустился в путешествие по стране, прихватив с собой почти что весь двор. Простой народ, да и лорды, радушно привечали его: добрая память о его родителях навеки укоренилась в их сердцах и все надеялись, что он станет таким же мудрым, сильным и справедливым. Великим королем. Кроме того, в обаянии и харизме этому юноше отказать никак нельзя было… Да и везде, где он останавливался, раздавалась музыка, пение и пляски, представления и маскарады — что, разумеется, тоже не могло не понравиться люду…

Итак, в одну из недель король пожелал остановиться в имении старого графа, отца нашей Марианны, — и по этому случаю был организован шумный праздник, а вернее, бал, самый настоящий бал-маскарад.

— И там он встретил Марианну? — выпалила Абель.

Едва заметная усмешка заплясала на тонких устах женщины.

— Вы весьма проницательны, Ваше Величество… но подождите. Не ускоряйте и без того заранее известные события… — Она помолчала немного, а затем продолжила: — Да, он встретил на том маскараде Марианну, прекрасную деву в платье цвета снега и жемчуга и золотой маске, почти полностью скрывающей ее лицо и удивительно шедшей к густым локонам цвета солнца и счастья. И, несомненно, она поразила его сердце, — лесная гостья вновь примолкла, прикрыв на миг глаза и заставив юную королеву едва ли не ерзать в кресле от удивления (весьма не по-королевски). — Нет, я не могу сказать, что Эдуард воспылал к ней любовью — скорее уж, пламенной страстью. Он протанцевал с девушкой весь вечер, заставив других дам кусать от возмущения локти едва ли не в буквальном смысле. Но что им оставалось делать? Лишь издали испепелять более удачную соперницу взглядом, полным ненависти. И, если бы взглядом можно было убить, Марианна лежала бы уже мертвая у ног короля… Но, к счастью, этого совершить нельзя… — Ведьма странно, крайне странно улыбнулась, будто бы говоря: «Им нельзя…» — Ну а после бала, когда начался пир, Эдуард отвел девушку в сторону. Он говорил о своей любви к ней, о пожаре, пылающем в его груди и плавящем изнутри, говорил о том, что у нее будет все, что она только пожелает и о чем другие могут только мечтать, если согласится вступить с ним в связь… Клялся, что она и отец ее будут до самой смерти купаться в золоте и что он даже готов попрать все законы, мыслимые и немыслимые, и взять ее в жены… А, надо добавить, перед самым маскарадом отец наставлял девушку, чтобы она соглашалась, соглашалась на все, упирая на то, что этим она обеспечит себе безбедную жизнь до самой смерти… себе и ему…

— И что?.. Марианна согласилась? — не утерпев, воскликнула Абель, едва ли не хлопнув в ладоши и не спуская с бесстрастного лица ведьмы пытливого взгляда ярко-голубых глаз. Она видела, видела все: и старого жадного графа, и прелестную юную девушку, и жизнерадостного и жизнелюбивого, однако падкого на красоту и веселье короля… И картинка эта в голове требовала немедленного разрешения.

— Девушка отказалась, Ваше Величество, — выдержав паузу, негромко промолвила женщина, найдя черными в этой темноте глазами лицо юной королевы. — Отказалась, хотя и прекрасно представляла, какую выгоду это может принести ей самой и ее семье. Отказалась, хотя и понимала, что в этом случае отец откажется от нее, лишит наследства и навеки запретит появляться на своем пороге.

Несмотря на тепло, витавшее в комнате, Абель почувствовала, что дрожит.

— Но… но…

— И он действительно это сделал. Граф был в ярости, в чистейшей огненной ярости, которую не замедлил направить на свою единственную дочь. И навсегда отказал ей в доме.

Девушка почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза — медленно, но неотвратимо.

— Что же стало с ней? — «Главное, не показать, что голос дрожит», — взмолилась она. — «Я королева, а королевы не плачут!»

— А вот этого я не могу Вам в точности сказать, Ваше Величество, — женщина посмотрела на королеву, едва заметно улыбаясь — хотя улыбка эта была скорее печальной, а темный взгляд ведьмы прожигал насквозь и насквозь видел, срывая покров тайны вместе с кожей, глядя в самые недоступные и неприступные уголки души. — Одни говорят, что она нашла работу у каких-то простолюдинов — даже без зарплаты, просто за несколько крох еды и прогнившую крышу над головой, а когда истекли дни ее жизни, нашла свое упокоение в общей могиле на общем кладбище.

— А другие? Что говорят другие? — едва слышно прошептала Абель, глядя на неумолимую лесную гостью так, как кролик грызун глядит на змею, готовящуюся заглотить его целиком, — она чувствовала, что только то, что скажет сейчас ведьма, способно уберечь ее от слез — или же, наоборот…

Ведьма посмотрела на нее долгим взглядом, будто бы испытывая лишний раз, и лишь затем ответила.

— Другие, Ваше Величество, говорят, что девушка эта вышла замуж за простолюдина, наемника на службе одного герцога. Говорят, их брак был вполне удачен. Большое хозяйство, дети…

— Но… он был заключен по любви? Она была счастлива?

Женщина чуть заметно усмехнулась краем губ.

— Счастье — вещь весьма и весьма относительная… как и, впрочем, любовь. В отличие от боли и чувствам ей подобным — тут уж все заведомо ясно. Однако если Вас это интересует, то да, если можно верить показаниям нескольких десятков людей… (а такие показания еще более относительны, чем даже и счастье) то да. Она была счастлива.