Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

Ознакомительный фрагмент

Эти рассуждения были прерваны появившимся Хомой. Тот вновь был хмур и неразговорчив. Впрочем, и Максиму было не до разговоров. Он открыл толстый том Дюма и погрузился в роман, разбавленный его же грезами. И только перед вечерним обходом он, узнав, что будет профессор, юноша сказал, Хоме, что видимо, его очень скоро выпишут.

Глава 4

Вечером, заглянув в неожиданно ярко - голубые глаза добрейшего Василия Ивановича, он, не осмеливаясь командовать, попросил: " Выпишите меня, пожалуйста, завтра".

– Но мы же с вами. Юноша, договорились…- начал профессор.

– Но доктор… Я уже почти здоров. Мне нечего здесь делать… Мне пора домой. Мне надо в школу, - просительно, но твердо ввинчивал он в глаза врачу свои желания.

– Нет, каков наглец! - прокомментировал мнение больного профессор, обращаясь одновременно и к молодым людям в халатах, и к Хоме. - А впрочем…

– Надо, профессор, надо, - подыскивая убедительные слова, продолжил Максим. Вы завтра утром поймете, что надо.

– Вы наглец, молодой человек. Вот с каким контингентом приходится работать - вновь обратился он к сопровождающим его лицам. Только-только очухаются, а уже командуют. Впрочем, динамика выздоровления очень впечатляющая. Да я вам потом в кабинете расскажу и об этом случае. А это - наш Хома, наша гордость, наш уникум. Я его сейчас бегло осмотрю. Как вам известно, более тщательные у нас утренние обходы. А этот - больше всего ради вас. Прессу мы все уважаем.

– Журналисты, - похолодел Максим. Надо же было ему перед прессой. А если бы профессор… Или он бы не те слова нашел… Гоняйся потом за каждым, чтобы забыли. Но все-таки надо быть осторожным. А я и был… Довольный собой, подросток с улыбкой наблюдал, как доктор тормошит Хому, одновременно давая осторожные комментарии для прессы.

– Теперь ты звезда, - обратился он к Хоме, когда посетители ушли. Будешь в газетах. Больше, конечно, о профессоре, но и о тебе не забудут.

– А о тебе?

– Мой случай не уникальный. Даже не вспомнят - пожал плечами Максим.

– А тебя завтра выпишут?

– Хотелось бы.

– Значит, выпишут. Профессор, он, наверное, тебе, как тот шпак, - пробурчал Хома, гася свет и отворачиваясь к стене.

– Что-то понял, - решил Максим, сладко зевая. Но предчувствия новых встреч, новых возможностей и новой жизни были столь сладки, что он отогнал мыслишку о Хоме.

– Да ну его, - решил юноша, засыпая. Сейчас ему грезились таинственные подвиги, и всяческие романтические способы применения своих новых дарований. Очень некстати оказался под рукой "Монте Кристо". А, может, и вовремя? Черт его знает, что натворил бы подросток, и какие скандалы разразились бы, если бы вместо этой книги кто-нибудь подсунул ему "Эммануэль".

– Ну что же, пора. Думаю, залеживаться тебе не следует. Динамика исключительно положительная. Пора… - профессор тяжело вздохнул. Пора, - повторил он. - Отцу я позвонил, так что прощайся.

– До свидания, профессор, спасибо вам, - начал Максим.

– Да нет, - рассмеялся Василий Иванович. Не со мной. С новыми знакомыми, с друзьями, так с казать, по несчастью, с обслуживающим персоналом. А мы с тобой попрощаемся попозже. Когда тебя забирать приедут. А вас, молодой человек, порошу в кабинет, - кивнул Хоме профессор и, ссутулившись, вышел из палаты.

– Чего это он? - поинтересовался Макс, когда из палаты вышел и Хома.

– А, все эта пресса. Вчера приходили, видел? Он перед ними бисер метал, а они… Там, в четвертой палате, - очень тяжелый. Тоже профессор оперировал. Половину мозгов удалять пришлось. Так он - родственничек одного из этих журналистов. Ну вот, тот и говорит в конце интервью: "По какой таксе Вы эти чудеса устраиваете? Вот за Богдановича Вам что, не доплатили? При одинаковых травмах, одна уже ходит, а он - в всё без сознания?" Ну что тут ответишь?

– Ну, что время не пришло.

– Нет, наш В.И. врать не будет, - с гордостью отвергла эти предложения Светлана, заканчивая утреннюю уборку. А ты, вот, выписываешься.

– Ну…

– Счастливо тебе - привычно пожелала медсестра и выскочила передавать смену.

– Не знает и ничего не помнит, - понял подросток. Это радовало, но и вызывало грусть. Он тут такое сделал… и никто не ценит. Не знают. Думают, профессор. Сердце на мгновенье обожгла ревность, но сейчас же уступила место здравому смыслу. Никто ничего не знает. Сам хотел этого. Профессор… хороший добрый старик. И такие операции! А сейчас - на тебе. Не верят. Он вспомнил согбенную спину профессора, вспомнил, каким счастливым майским жуком он влетал, когда дела больных шли на поправку.

– Отблагодарить? - пришла вдруг в голову мысль. А почему бы и нет? Силенок хватает. Напоследок? Один разочек, - уговаривал он себя, ежась от воспоминаний о боли. Потом на солнышко. Ну, решайся. Обругав себя трусом и решившись, Макс быстро прошмыгнул в соседнюю палату. Она ничем не отличалась от его палаты номер три - разве что два тяжелых неподвижных тела с забинтованными головами издавали пренеприятнейшие запахи. Видимо, после ночи до них у медсестер все еще не дошли руки. Но думать о причинах и последствиях было некогда. Максим протянул ладони сразу над обоими. (Дуплетом - пронеслась и сразу где-то спряталась шальная мысль). Теперь он больше знал, что и как следует делать. Мысленно он проник в мозги каждого и увидел похожие на ранее виденные повреждения - черную опухоль у одного и знакомую черную пропасть у другого. "Вырезали у этого" - понял он про несчастного с пропастью. Это он - родственничек. Но второй… Он же не виноват, что нет в родне журналистов. Ладно, обоих. Времени, конечно, для полного излечения мало. Ну, хоть полпути к выздоровлению. Но могу же помочь! Ну, должен, если могу! И появились уже знакомые лучи, и пришла уже знакомая боль…

Возвращавшийся с осмотра Хома подхватил стоящего в коридоре соседа и заволок его в палату.

– Что с тобой? Опять? Где? - задавал он вопросы, тормоша соседа. Ты это, не отрубайся. Чего тебе?

– Солнца. На двор…

– Я помогу. Ты только не отрубайся, - повторил второй юноша, поднимая Макса с кровати.

– Ну вот, тяжело отдуваясь, усадил Хома своего знакомого на скамейку. Последние два пролета лестницы он практически нес Максима на руках.

– Спасибо, - прошептал беспокойный сосед, подаваясь вперед и вверх, к лучам солнца.

– "Спасибо", - пробурчал своему спасителю Хома. - Нашел время. Скоро батька приедет. А ты что вытворяешь?

– Пока приедет, я оклемаюсь. Мне главное - солнышко. И - покой, попросил Макс, не вдаваясь в подробности.

– Ладно, отдыхай, я отойду, - обиженно ответил подросток и резко рванулся внутрь здания.