Андрей Стерхов - Быть драконом

— В Инвесте, — машинально поправил меня Михаил Семёнович.

— Что?

— Банк называется «Транс Инвест».

— А я как сказал?

— В Инцесте.

Я хохотнул:

— По Фрейду, видать, случилась оговорочка.

— Уж точно не Юнгу, — согласился Михаил Семёнович, неожиданно явив себя тонким знатоком основ психоанализа, а по делу сказал: — Когда я в банк пришёл, Тарасов уже служил. А я, считай, здесь пятый год парюсь. Точнее в кадрах можно узнать.

— Узнаю, — кивнул я. — А, скажите, Михаил Семёнович, воины беспредела на него, случайно, не наезжали?

— А вот это отставить, майор. Начальник отдела кредитования не та должность, чтобы к таким вопросам отношение иметь. Эти темы не по его окладу. Да и потом — времена уже не те. Всё уже давно тёрто-перетёрто, поделено и переделено.

«Советским людям со страшной силой хочется верить, что этап „кризисного управления“ ушёл раз и навсегда, а когда был, то был не с ними и понарошку», — прокомментировал я про себя его отповедь, вслух же сказал:

— Понял, Михаил Семёнович. Не дурак. Ну, а с клиентами каким-нибудь непоняток у него не могло возникнуть?

— Запросто. Но только, скажи на милость, зачем какому-то должнику его убивать? Смысл? Человека не стало, пришёл на его место другой, и все дела. Отряд, как говорится, не заметил… Тут главное что? Тут главное — документы. А документы в сейфе. А сейф…

— На дубе.

— Вот именно — на дубе том. И цепями…

Тут звякнула микроволновка, и Михаил Семёнович отвлёкся на то, чтобы принять созревшее блюдо. Я же продолжал перебирать версии:

— А с коллегами как у покойного отношения складывались? Никто не подсиживал? Или, может, он кого?

— Да вроде нет, — ответил Михаил Семёнович, включив электрочайник. — Не слышал ничего такого. Никаких страстей-мордастей. Послушай, майор, ты не парься. Пустые это всё хлопоты. Когда девка прибежала, я первым в его кабинете оказался. Сам видел труп вот этими вот самыми глазами. И когда врачи его вертели, лично присутствовал. Могу засвидетельствовать: никаких ран. Ни колотых, ни стреляных, ни огнестрельных. И гематом тоже никаких. По вскрытию, сам знаешь, — токсинов не нашли. Не травили его никто. Всё чисто.

— Сейчас такие яды синтезируют, что без узкоспециализированной экспертизы и не выявишь, — заметил я и сразу, чтоб не забыть, спросил: — А что за девка-то?

Он не понял:

— Какая девка?

— Ну вы сейчас сказали, что какая-то девка к вам тогда прибежала.

— А-а, ну да. Прибежала, орёт. Дура долговязая. Есть тут у нас одна, прости господи, операционисточка. Зоей зовут, фамилия — Крылова. Липла она к Тарасову как банный лист. Она-то его в тот день первой и обнаружила, когда он уже… Того-самого.

Михаил Семёнович вновь перекрестился, а я, похмыкав на разные лады, отметил:

— Невеста, значит, у покойного была.

— Да какая там невеста. — Михаил Семёнович поморщился. — Без слез не взглянешь. Игрался он с ней, как кот с мышью. Сам подумай, майор, кто она и кто он. Никаких у неё там шансов не было. Поверь, майор, никаких.

Из этих его жизненных наблюдений я сделал следующий вывод:

— Тогда, получается, имеет место неразделённая любовь и, возможно, — оскорблённые чувства.

— Получается, — рассеянно согласился Михаил Семёнович, опуская в белую кружку с красной надписью «БОСС» пакетик с чаем. Но тут же включился, быстро просчитал ход моих мыслей, и замахал руками. — Да нет, майор, ты даже не думай. Не могла она его. Дура дурой. И чокнутая к тому же. Знаешь, что она тогда орала?

— Что?

— Что его змея укусила.

— Змея? — не поверил я.

Михаил Семёнович кивнул:

— Так точно. Ворвалась и орёт, что, дескать, Пашеньку моего любимого-дорогого змея укусила. Представляешь, майор? Центр города, блочное здание, второй этаж, а она — «змея». Видать, с головой от горя совсем плохо стало.

— А кроме неё змею кто-нибудь не видел?

— Издеваешься, майор?

Я махнул рукой — забудьте, а сам подумал: «Зоя Крылова — вот кто мне нужен».

Вообще-то, я уже подошёл к тому, чтобы плотно покопаться в памяти самого начальника службы безопасности, но теперь решил: раз эта девушка очутилась на месте происшествия раньше, то надо работать с ней. На прорыв сознания обоих фигурантов Силы бы у меня не хватило. Жаль, но что поделать.

— Мне бы с этой самой Зоей вашей Крыловой переговорить, — попросил я. — Можно устроить?

— Не вопрос, — охотно пошёл мне навстречу Михаил Семёнович. — Сейчас организую в лучшем виде.

И потянулся к телефону.

Левой.

Правой он в это время наливал кипяток в кружку.

4

Девушка действительно оказалась, что говорится, на любителя. Худая, непропорционально высокая, с невыразительными чертами лица и красными, заплаканными глазами.

Зато её каштановым волосам позавидовала бы иная модель. И ещё: в её груди перепуганной пичугой колотилось доброе отзывчивое сердце. А это в мире людей само по себе уже немало, потому как сказал же один неглупый поэт: красота не есть сосуд, красота огонь, пылающий в сосуде.

Планетный же тип, к которому она принадлежала, представлял ту дикую смесь Сатурна и Венеры, которая формирует натуры требовательные к себе и другим, но при этом любвеобильные и преданные. Иной раз до фанатизма. И это, честно говоря, меня сразу напрягло.

Разговаривать с ней в присутствии жующего Михаила Семёновича мне не хотелось. Я предложил куда-нибудь проехать.

— В отделение? — испуганно спросила она таким надсадным голосом, что я понял — сейчас разрыдается.

— Нет, что вы, Зоя, — поторопился успокоить я. — В кафе какое-нибудь. Посидим, поговорим о том о сём, выпьем кофейку. Не против?

Она, плохо понимала, чего от неё хотят, точнее совсем не понимала, но, тем не менее, мотнула рыжей копной — нет, не против.

Попрощавшись с бывшим танкистом, как с братом родным, и пожелав ему всяческих успехов в боевой и политической, я быстрей, пока не передумала, потянул девушку на выход.

На улице обнаружилось, что дождь прекратил, тучи ослабили строй, и сквозь многочисленные бреши хлынул на промокший город могучий солнечный поток.

Дышалось после дождя как никогда легко, и я вдруг, позабыв на миг про всё на свете, почувствовал острое желание взлететь. Причём, не просто взлететь, а, яростно работая крылами, добраться до такого вЫсоко-высОко-высокО, на котором обязательно найдётся воздушный поток, который унесёт меня от этого серого унылого асфальта в то чудесное далёко, где дни состоят из мёда, молока и неба, а ночи — из звёзд, сеновалов и девственниц.