Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – воин Господа

Ознакомительный фрагмент

Бернард ничего не понял, сказал обидчиво:

– Ты чего такое говоришь на моего оруженосца? Он дрался хорошо.

– Цыц, – сказал священник строго. – Это ты, дурень, в своем невежестве полагаешь, что война полыхает за земли, за власть, за золото… Но так думают простолюдины. Да-да, простолюдины! Неважно, на тронах они сидят до кровавых пузырей или пашут землю. Простолюдины – те, кто… прост. Главная война – за души людские! Это вы в своем железе одинаковые, как гвозди для подков, но души у вас настолько разные… Есть с гору, есть с маковое зернышко, есть светлые, есть черные, а сколько продажных душ, прожженных, подлых, замаранных, фальшивых?

Бернард сказал с интересом:

– А что за душа у Дика?

– Если она у него есть, – ответил Совнарол зло. – А если и есть, то за семью печатями. Закрыта для Добра и Зла. А это и есть самый страшный человек на свете… Возможно, этот… которого вы приютили так неосторожно… и есть тот самый Антихрист, которого весь мир ждет с трепетом и страхом!

Бернард посмотрел на меня, заскучал от умных разговоров, в которых ничего понять невозможно, махнул рукой и указал на ближайшую таверну.

Из таверны, уже будучи навеселе, все мы возвращались поздно вечером. Солнце опустилось за городскую стену, великолепный кровавый закат медленно угасал, а с восточной части неба поднималась бледная как призрак луна. Рудольф явно хотел обнять меня, сиротку, за плечи, но почему-то не решился. На постой меня определили к нему, и теперь он вел меня в свой дом. Пожить пока, а дальше будет видно. Перед дверью я долго вытряхивал пыль, а в доме смывал грязь и пот, присматривался, прислушивался к разговору слуг.

Дом Рудольфа не богат, но и не беден: просторные сени, широкая горница, кухня, чулан и две боковушки. Окна аккуратно затянуты настоящим бычьим пузырем, чистым, промытым, а очаг посреди горницы, что в земляном полу, огорожен массивными камнями.

В потолке дыра, куда выходит дым, свисают черные космы копоти на паутине, а на длинных поперечных балках раскачиваются окорока кабанов, медведей, оленей, там же коптятся широкие кольца колбас, вырезки из воловьих и лосиных хребтов.

На полках, называемых мисниками, ровным рядком стоят глиняные и даже две оловянные кружки. Ложки все как одна из хорошего дерева, половина расписана яркими цветами и покрыта лаком.

Чтобы стены не казались пустыми, Рудольф велел повесить везде крест-накрест добытые в бою мечи, копья, сулицы, дротики, секиры и боевые топоры. Когда стена заполнилась, на другую повесили, чтобы не выглядела сиротой, все щиты и даже конскую сбрую.

Когда топят, горница, конечно же, наполняется едким дымом, оружие быстро чернеет, слугам все чистить и держать в порядке, зато рукоять боевого топора не переломится в бою лишь потому, что ее изнутри прогрыз проклятый жук-дровосек.

Обедать – это я тоже врубился сразу – садятся за общий стол в горнице, не делая различия между хозяевами и челядью. Стол из простых сосновых досок не ломится от еды, как не ломились и сосновые лавки под тяжестью исхудавших поселян, однако достаток есть, есть.

Я сложил свои нехитрые пожитки, посмотрел, как устроили коня, все работают как муравьи, все знают свое дело, свои обязанности, все кому-то принадлежат, и затем вышел в город.

Бернард – когда же он спит? – с двумя мастерами отбирал в городской оружейной палате оружие для молодых воинов.

– Что делать? – повторил он мой вопрос. Мне послышалось далекое грохотание в тучах. – Я нашел было тебе занятие… все-таки ты мой оруженосец, но умные люди отговорили. Ты ведь больше пользы принес, когда… словом, когда тобой не управляли. Не указывали, что делать, какого коня какой щеткой скрести. И меч добыл, и Галахада отыскал… ну ладно, наткнулся случайно, но все же сам… Так что пока походи на длинной веревке. Надо будет, укоротим. На недельку свободен, понял? Знакомься с нашим королевством. Боюсь, твое время придет раньше, чем ты думаешь…

Я кивнул, пряча глаза. Как же, как же, я помню про святейшую инквизицию. У них суд скор, как у наших чекистов с их революцьённой бдительностью.

– Хорошо, – сказал я с готовностью, – попробую быть полезным. Да что там попробую, постараюсь! Но, Бернард, ты знаешь, я здесь новый, могу ляпнуть глупость… даже оскорбительную глупость! Но это не со зла или из желания ляпнуть или наляпать, понимаешь, а по невежеству. А невежи угодны Господу, помнишь?.. Так что не сердись, ответь мне, пожалуйста, кто такие оборотники?

Молодые воины услышали, отпрянули. На их лицах были написаны стыд и отвращение, а на Бернарда они смотрели с явным изумлением. Бернард перекосился в злой гримасе.

– Я уже жалею, что тебя взяли!

– Бернард, ты только ответь, – сказал я умильно, – и я сразу от тебя отстану.

Бернард опустил ладонь на рукоять ножа, взгляд скользнул по моему открытому горлу.

– Я знаю и другой способ, чтобы ты отстал. Навсегда.

– Ты этого не сделаешь, – ответил я торопливо. Лоб покрылся испариной, а голос дрогнул от осознания, что Бернард в самом деле может зарезать легко и просто, как режет овец. Конечно, просто пугает, но все-таки в этом мире в самом деле слово и дело стоят рядом. – Я ведь не враг!.. Я еще могу пригодиться.

Бернард выдохнул, плечи опустились.

– Да, сейчас каждая пара рук дорога. Ладно, парень, живи. Но больше никого не спрашивай, кто такие оборотники. В крепости не все такие ангелы, как я.

Я трусливо уронил взгляд. Если Бернард – ангел, то весьма и весьма гневный ангел. Если есть такие волосатые ангелы.

– Ладно, – сказал я и сделал осторожный шажок назад. – Я пойду, ладно?

– Иди, – буркнул Бернард. Потом, видя мое смирение, бросил вдогонку: – Мой тебе совет – никого не расспрашивай про них! Понял?

Я покачал головой:

– Не понял, но все равно не буду. Мне жизнь дорога.

– Жизнь что, – сказал Бернард зло, – ты душу береги!.. Оборотники больше опасны душе, чем плоти. Ведь жену того мужика не убили, а околдовали!.. А единственный правильный путь борьбы с оборотниками – не говори о них, не думай о них, а едва где встретишь – убивай, пока они не успели раскрыть рта.

Я кивнул.

– Так бы и сказал. Только не понял, почему о них нельзя говорить даже между собой?

– Потому что это тоже как-то дает им силы! Понял? К ним надо как к крысам. Только тогда будешь сильнее, а они – слабее.

На улице я постоял, подумал, оглядывая двор. Прошла миленькая девушка, улыбнулась мне тихо и застенчиво. На палочке проскакал мальчишка, остановился передо мной, выдохнул изумленно:

– Ого! Вот это рост!.. Ты огр?

Я подумал, пожал плечами:

– Да вроде бы нет. А что, похож?

– В точности, – заверил мальчишка. – Тогда ты из благородных?