Месть зубной феи - Норклифф Джеймс

– Эх, – вздохнул Сирил. – Не повезло сегодня…

– Повезёт завтра… – закончила за него мышь.

– Ну тогда мы погнали, – откланялся Сирил. – Вперёд, банда!

И с этими словами он поднялся на свои высоченные ноги и развернулся. Другие клыки тоже поднялись, но почтительно подождали, чтобы Сирил возглавил обратный путь по тропе, по которой они так недавно примчались. На этот раз, однако, они были тихи и безмолвны.

– Пока! – крикнула мышь вслед убегающим клыкам.

Наверное, они её не услышали, потому что никто не ответил.

Артур подождал, пока последний из клыков не скрылся за поворотом, и только потом с облегчением выдохнул.

– Интересная встреча, – жизнерадостно проговорила мышь.

– Ты знала, что они безобидные, – сказал Артур, расстроенный тем, как мышь обдурила его своими рассказами о свирепых и голодных клыках.

– О, я бы не сказала, что они безобидные, – заявила мышь. – Напротив!

– Но они были вполне дружелюбные, – возразил Артур.

– О да, но дружелюбные и безобидные – вовсе не одно и то же.

Артур подумал об этом. Звучало это как-то неправильно, хотя, вероятно, на деле так и было. Он пожал плечами. А что Мэллори? По-настоящему дружелюбной её не назовёшь, да и безобидной она точно не была. Он подумал, не спросить ли мышкиного мнения, но затем передумал. Это было бы, пожалуй, не по-дружески.

А ещё он вспомнил кое-что, сказанное мышью.

– Я начинаю тебе нравиться? Что ты имела в виду?

– Начинаешь, Артур. У меня есть чувство, что ты вовсе не вредный. Ты просто притворяешься, – спокойно и серьёзно ответила мышь.

Артур кивнул.

– Мэллори может быть… – начал было он, но передумал.

Заговорив о Мэллори, он, однако, вспомнил, как она убежала прочь, бросив его на… что уж там клыки собирались с ними сделать. Ну, с ним, если честно. Мышь и Брюс в своей клетке были в безопасности.

– Интересно, где она? – вслух полюбопытствовал мальчик.

– Твоя подруга? – спросила мышь.

Артур покосился на маленькую зверушку, не ехидничает ли она снова, но не так-то просто сказать, когда мышь ехидничает. И всё же убежать вот так – это было, по правде сказать, совсем не по-дружески.

Он кивнул.

– Ага, Мэллори.

– Могу вообразить, – усмехнулась мышь, – что она в нескольких километрах дальше по тропе, если судить по той скорости, с которой она бежала.

– Думаю, да, – согласился Артур, протягивая руку к клетке.

– Если, конечно, – таинственно прибавила мышь, – её не остановили.

– Остановили?

– Это всегда возможно, – сказала мышь.

10. Большой маленький дом

Мэллори терпеть не могла бегать. Хотя она и чувствовала в себе потенциал выдающегося атлета, однако ни в одном соревновании у неё не получалось прийти первой. Какое-то время она могла бежать в числе первых, но затем выдыхалась или у неё начинало колоть в боку, и тогда кто-то из ребят помельче, попрыщавей, помясистей, поглупее проносился мимо неё и достигал финишной черты прежде, чем она успевала пробежать и половину дистанции.

Возможно, это страх подстёгивал её, но, несясь по тропе, Мэллори в первый раз чувствовала, что она наконец реализовала свой выдающийся потенциал. Она как будто летела. Она огибала корни деревьев и, не падая, возвращалась к прежнему курсу. Инерция несла её вперёд громадными прыжками и широченными шагами. Она глотала воздух и выдыхала, не сбивая дыхания, и проклятая резь в боку не давала о себе знать.

А самым радующим результатом этого выдающегося забега было понимание того, что она оставляет позади яростный лай и вой. Она летела вперёд, и звуки делались всё тише, и постепенно Мэллори стала чувствовать себя увереннее.

А когда пришла уверенность, страх начал таять. А поскольку страх был её движущей силой, она вдруг разом почувствовала себя совершенно вымотанной и перестала бежать, едва переводя дух.

От невероятной усталости она рухнула на колени. Затем она перекатилась и легла на спину, глядя сквозь кроны высоких дёсенных деревьев на голубое небо, усеянное небольшими пригоршнями белой ваты.

Теперь клыков и вовсе не было слышно. Слышен был только шелест листвы, скрип деревьев и пришепётывающий звук сбившегося дыхания самой Мэллори.

Она лежала так какое-то время, пытаясь успокоиться, но мысли у неё кружились и путались. Что она делает здесь, в этом странном бесконечном дёсенном лесу? Как вышло, что её хитрейший план пошёл настолько вкривь и вкось?

Она надеялась, что с Артуром всё в порядке, – нет, ну правда, вот слабак, не мог поставить клетку и убежать вместе с ней. Глупая мышь ясно сказала: им ничего не грозит в клетке, и допустим, попугай мог испугаться всего этого лая, но ничего, уж как-нибудь пережил бы.

С Артуром ведь всё будет в порядке, верно? А как же иначе.

Мышь наверняка что-нибудь сделает.

У мыши явно есть волшебная сила.

Наверняка мышь просто развеет дурацких клыков по ветру или что-то в таком роде, и всё будет в порядке.

Ну и в любом случае теперь уже было слишком поздно делать что-то по этому поводу. «Сделанного не воротишь», – говорила бабка Ребекка.

А ещё бабка Ребекка говорила: «Снявши голову, по волосам не плачут». Мэллори всегда считала, что это на редкость глупая поговорка. Она никогда, никогда не плакала по волосам.

На причёски ей было плевать.

В конце концов Мэллори встала.

Она напрасно смотрела назад. Ей нужно было смотреть вперёд. Шаг вперёд – шаг к победе.

Но когда Мэллори пыталась смотреть вперёд, у неё ёкало сердце. Что ей теперь было делать?

Вариантов особых не было.

Её хитрейший план (последняя редакция) требовал, чтобы она доверилась мыши и каким-то образом добралась до канцлера Чаросчётной конторы – кто бы она ни была, и когда та согласует выплату выкупа, Мэллори освободит мышь (также согласно последней редакции) и они вернутся домой, в сарай.

План пришлось пересмотреть после того пугающего разговора, в котором мышь обронила, что она всё знает о её хитрейшем плане (первоначальная редакция), то есть о том, что Мэллори собирается сжульничать. Это был разумный ход – вычеркнуть жульнический поворот из последней редакции хитрейшего плана и запланировать выпустить злосчастную мышь на волю. Мэллори была уверена, что мышь каким-то образом узнает о том, что она передумала.

Придя к этому решению, она не могла не почувствовать сожаления, но надо, значит, надо, как сказала бы бабка Ребекка. Может, у неё получится поторговаться о выкупе в двести долларов или даже побольше – раз у неё будет только один заход.

Но затем, хоть она и смотрела вперёд, сердце её снова ёкнуло.

У неё не было клетки.

У неё не было мыши.

Воющие клыки уже давно, наверное, заполучили и клетку, и мышь, и Брюса. А как же Артур? Артур, наверное, стал их завтраком.

И всё это вылилось в ужасающий, леденящий душу вопрос: и как тогда ей попасть домой?

Что ей оставалось делать?

Она прислушалась: только листья и деревья. Лая она больше не слышала. Это означало либо, что она теперь слишком далеко от клыков, или же это могло означать, что клыки откушали и больше не испытывают желания выть и ныть.

У неё было два варианта действий: или вернуться туда, откуда она только что унесла ноги, или идти вперёд, удаляясь и от клыков, и от птичьей клетки.

И чем больше Мэллори думала, тем чётче понимала, что выбора у неё нет. Клыки представляли собой слишком уж большой риск. Пока она вернётся к птичьей клетке, они наверняка снова проголодаются.

Лучше уж идти дальше. Мышь ведь вроде говорила, что идти недалеко?

Но мышь не сказала, ЧТО было недалеко и КУДА было недалеко идти. Мэллори надеялась, что это что-то и где-то будет бесклычным и что там найдётся тот, кто сможет помочь ей вернуться домой.

Бросив последний, полностью лишённый сожалений, взгляд назад, Мэллори вздохнула и отправилась дальше, теперь уже шагом – крепко приглядываясь и прислушиваясь.