Контракт Аделины - Тина Солнечная

Глава 8

Аделина

После того, как я всё ему рассказала, стало… легче. Точнее, хуже. Намного хуже.

Потому что, пока слова жили только в моей голове, я ещё могла делать вид, что всё не так страшно. Что это просто совпадение. Просто неудача. Просто... ошибка. Но теперь, когда я произнесла это вслух, оно стало реальностью. Он действительно хотел меня убить. Спланировал всё. Оставил Эви в «надёжных руках» и отправил меня умирать.

Я опустила взгляд, сжав пальцы под столом, чтобы не дрожать. Но рядом сидел Зэйлор. И, как ни странно… казалось, он понимает. Не жалеет. Не сюсюкает. А именно — сочувствует. И это, как ни странно, подбодрило. Хоть чуть-чуть.

Потом принесли еду. Эви, сияющая, вбежала откуда-то, и села между нами. Сразу заговорила. Про лифт, про платья, про стеклянные стены. Ела, болтала, смеялась, размахивала руками, захлёбывалась впечатлениями. Мы с Зэем почти не разговаривали. Только кивали и слушали её восторженное щебетание, словно это было самое важное на свете.

А потом, прямо посреди фразы о том, что в детской комнате был робот, который раздавал конфеты, она обмякла. Щёчка уткнулась в мою руку. Глазки закрылись.

— Она в порядке? — спросил Зэйлор. — Просто уснула, — ответила я тихо. — Слишком много всего за один день.

Он хмыкнул. — Тогда отнесём её домой.

Домой. Он всё время говорит "домой", как будто это наш дом. Не его. Наш.

И это… напрягает.

С чего вдруг он такой? Добрый. Спокойный. Терпеливый. Он драг. Темный. Их вся культура — про силу, доминирование, выгоду. Что он делает? Пытается втереться в доверие? Ждёт, когда я расслаблюсь, а потом…

Я посмотрела на него, на его профиль в мягком свете. Нет. Всё равно непонятно. Словно… он сломанный. Не такой. Но не слабый. Просто другой.

И я не знала, что с этим делать.

Я потянулась, чтобы взять Эви на руки, но Зэйлор опередил меня.

— Я сам, — коротко сказал он, осторожно поднимая мою дочь, будто она была не ребёнком, а хрупкой фарфоровой куклой. Я не успела возразить. Да и сил не было.

Кажется, мы так и ушли, не расплатившись. Я на секунду обернулась, но хостес только улыбнулась и махнула рукой. Похоже, у него тут… открытый счёт. Интересно. Кто он вообще такой?

Зэйлор устроил Эви на заднем сиденье своего транспорта. Мягко, почти бережно. И вёл машину так плавно, что она даже не шевельнулась во сне. Я сидела рядом, глядя вперёд, но мысли блуждали в сторону — слишком много всего за один день.

Когда мы вернулись, он снова взял дочь на руки. Я шагнула за ним в дом — и остановилась.

Коридор был завален пакетами. С десяток? Нет. Больше. Минимум полсотни. Покупки. Моя малышка успела знатно оторваться.

Бровь у Зэйлора приподнялась, но он лишь хмыкнул и перешагнул пакеты, неся Эви в спальню. Уложил её в кровать так, будто делал это не в первый раз. Накрыл пледом. Задержался на мгновение, глядя на неё. Потом повернулся ко мне.

Я ждала, что он что-то скажет. Что-то странное. Или, наоборот, слишком личное.

Но он только выдохнул и сказал:

— Отдыхай.

И вышел, оставив меня наедине со спящим ребенком. Я осталась рядом с Эви, несмотря на то, он настаивал на раздельных спальнях. Села на край кровати. Погладила по волосам. Она спала спокойно, сжала край пледа в кулачке. Моя девочка.

Я должна была пойти во вторую спальню. Наверное. Но… не захотела. Я просто легла рядом, обняла её, вдохнула знакомый детский запах и закрыла глаза.

Я проснулась одна.

Это ощущение — пустоты — ударило сильнее любого звука. Глаза распахнулись, сердце вздрогнуло. Я села в постели, обвела взглядом спальню — пусто.

Эви?

Я сорвалась с места и буквально выбежала в коридор.

— Эви?! — позвала хрипло, но в следующую секунду услышала её голос — звонкий, весёлый, совсем не напуганный.

И замерла на пороге кухни.

Картина была… сюрреалистической.

Моя дочь сидела на столешнице, болтая ногами в новом платье с блестящими пуговицами, и восторженно что-то рассказывала Зэйлору. А он стоял у плиты. Готовил. Реально. Готовил. На сковороде что-то шипело, рядом стояла миска с тестом, лопатка, масло — и драг, опаснейшее существо из всех, кого я знала, осторожно переворачивал блины.

— Нет, ты не так делаешь! — щебетала Эви. — Надо, чтобы с пузырьками! Мама так делает!

Он фыркнул. Не зло. Почти… с усмешкой.

— И какие блины любит твоя мама?

Эви гордо заявила:

— Мама любит, когда я ем блины со сгущёнкой. А сама просто сидит и смотрит.

Я осталась в тени дверного проёма. Не решалась вмешиваться.

Зэйлор на секунду замер. Лопатка зависла в руке. Потом он качнул головой, едва заметно, и вернулся к блинам.

— Хорошая у тебя мама, — пробурчал он, не глядя.

— Самая лучшая! — отозвалась Эви с таким искренним восторгом, что у меня защипало в глазах. И добавила уже тише, почти шёпотом: — И папа тоже…

Я видела, как напряглась спина Зэйлора. Он снова застыл, а потом чуть склонил голову и выдохнул, возвращаясь к делу.

Я сделала шаг вперёд, и оба обернулись почти одновременно.

Эви вспыхнула улыбкой и воскликнула:

— Мама, мы сами готовим! Дядя Зэй уже почти научился!

— Просто Зэй! — явно не в первый раз, поправил мое чадо драг.

Зэйлор взглянул на меня с выражением обречённого терпения:

— Ребёнок отказался есть покупные блины. Сказала, что это не по-настоящему и мама так не делает. Так что, — он махнул в сторону сковороды, — это первый и последний раз. Серьёзно.

Он был в муке по локоть. На носу — капелька теста. На столе — полный творческий хаос.

Я прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться.

— Неужели это так страшно? — спросила я, подойдя ближе.

— Не страшно, — буркнул он. — Унизительно.

— Почему?

— Потому что меня учит блины печь... шестилетняя ведьма с бантом.

— Ей четыре, — поправила я, и он скосил на меня взгляд.

— Тем хуже. Эта мелкая ведьма командует мной с утра. И у неё, между прочим, весьма авторитарный стиль.

— Я всё слышу! — громко заявила Эви.

— Вот видишь, — кивнул он. — Даже шептаться нельзя.

Я рассмеялась. И уже собиралась что-то сказать — может, снова поддеть его или просто поблагодарить — но у него зазвонил коммуникатор.

Зэйлор коротко чертыхнулся, глянув на экран, и ответил:

— Да?

Голос на той стороне я не различала, но его лицо стремительно потемнело. Он выпрямился, черты стали резче, взгляд — сосредоточенным и холодным.

Глава