Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога

— Вы хоть наш собственный для начала усвойте!

— Не перебивай! Я хотел сказать…

— Засада! — гаркнул бежавший впереди Тотигай, резко сворачивая в сторону и бросаясь под прикрытие трёх стоящих рядом статуй.

Его возглас перекрыл винтовочный выстрел. Ждан зашатался, хватаясь за грудь. Бобел поднял пулемёт и ударил длинной очередью по скелету Геагамы, крича что-то неразборчивое. Мы с Орексом кинулись прочь с площади, по нам стали стрелять откуда-то сзади, но не очень уверенно, а затем раздался крик: «Прекратить огонь! Прекратить!..» — и всё смолкло.

Я привалился спиной к основанию ибогальского дома, спрятавшись между двух корней, и только тогда заметил, что прижимаю к себе Коу, которую тоже сюда затащил. Арбалет валялся на площади возле моего рюкзака, рядом корчился Генка. Больше никого и ничего не было видно.

Я повернулся к девушке и шепнул:

— Сиди здесь!.. Сиди тут, понимаешь? — Коу испуганно закивала, сжимая обеими руками висевший на шее медальон Имхотепа. — Никуда не ходи. Не шевелись. Я скоро.

Перебежав до другого дома, я огляделся. Ничего не двигалось, но стоило мне попытаться обогнуть здание, как послышался окрик «Стоять!», утонувший в грохоте пулемёта Бобела. Сверху посыпалась труха и рухнуло мёртвое тело.

— Не стреляйте! Это ошибка! — крикнул кто-то, и я тут же выстрелил на звук, решив, что одной ошибкой меньше, одной больше — уже несущественно. С той стороны кто-то пронзительно вскрикнул. Большой недостаток умерших ибогальских зданий состоит в том, что их пробивают пули. Иногда насквозь.

— Да не стреляйте же!.. — раздался новый призыв, в ответ на который непримиримо бухнула винтовка Орекса.

Со стороны площади, где лежал Генка, донёсся стон. Конечно они не станут его добивать. Ждут, что мы засветимся, пытаясь вытащить своего… Или сидевшие в засаде в самом деле ошиблись? Поджидали кого-то, и тут вывернулись мы. Но в городе могли быть только умники — или те, кто за ними охотился. Хотя и другие варианты не исключались.

Генка снова застонал — слабее, чем в первый раз. Следовало что-то предпринимать, пока он не умер. Нападавшие больше не осмеливались подавать голос, но меня и не интересовало, что они могут сказать, поскольку любой способен врать, когда ему необходимо выманить противника на открытое место или выиграть время. Требовалось доподлинно прояснить ситуацию, а для этого — добраться до одного из наших врагов и быстро его разговорить. Я стал соображать, как бы получше провернуть такое дельце, когда со стороны Геагамы, откуда выстрелили впервые, закричал человек.

— Я в плену! Феликс, меня взяли в плен! Здесь кербер!

— Слышишь, Феликс? — донёсся голос Тотигая. — Без глупостей, иначе я выдерну этому очкарику позвоночник из спины.

— Спокойно, нападение на вас было ошибкой! — громко сказал Феликс. Я узнал его голос — и тут же прицелился в ту сторону.

— Мы не хотим вам зла, — крикнул кто-то рядом.

— Именно поэтому один из нас и схлопотал пулю, да? — спросил я.

— У нас тоже убитый и двое раненых! — отозвался Феликс. — И одного захватил ваш кербер. Чего вам ещё? Давайте кончать.

— Сперва покажись, — предложил я.

— И ты меня убьёшь.

— Я всё равно знаю, где ты, и уже мог бы выстрелить. Выйди на открытое место, иначе не помиримся. Мне тоже нужно выйти, чтобы посмотреть, что с другом.

Долго стояла тишина. Потом Феликс сказал:

— Ну всё, вышел.

— Ты вышел куда-то не туда, — возразил я. — Не вижу тебя.

— Я вижу, — сказал Бобел. Получалось, что он сзади меня и чуть справа. — И я знаю, где ещё один.

Мог бы спорить, что и Орекс вычислил по меньшей мере одного, хотя не спешил обнаруживать ни себя, ни свою осведомлённость. Мне оставалось только идти к Генке, уповая на то, что умники не станут менять своего предводителя на какого-то трофейщика, но я ещё дождался подтверждения от Тотигая.

— Похоже, Феликс не врёт, Элф, — сказал он. — Очкарик говорит, что они хотели прижать нас возле Геагамы и заставить отдать Книгу. Но планировали обойтись без жертв. Убивать Генку никто не собирался. Очкарик следил за ним через оптический прицел и случайно нажал на спуск. Если ему верить, так они вообще с ним давние знакомые.

Высказав сквозь зубы своё мнение о близоруких и криворуких, я вышел из укрытия и двинулся к Генке, надеясь, что больше ни у кого палец судорогой не сведёт.

Генке было ничем не помочь. После выстрела он упал лицом вниз, теперь повернулся на спину, и взгляд у него был как у человека, которому вот-вот наденут на голову мешок, а на шею — верёвку.

— Прости Элф… — прохрипел он. — Я не хотел…

Вся грудь у него была в крови, кровь сочилась между пальцами руки, которую он прижимал к ране, кровь вытекала изо рта, когда он говорил, смешиваясь со слюной и пузырясь красной пеной.

Не в моих обычаях попрекать человека, который почти в могиле, поэтому я только сказал:

— Ты молчи, Гена. Тебе лучше не напрягаться.

— Мне сейчас ничего не лучше… Кто из наших пострадал?

— Каких… — начал я и осёкся. Хотел спросить, каких «наших» он имеет в виду и кого считает за своих, но сдержался. Однако Генка всё равно понял.

— Прости… Я ведь… Я ведь не просил их нападать. Они должны были только следовать за нами на расстоянии одного перехода…

— А ты оставлял бы им послания на привалах, — закончил я.

Может, и не стоит останавливать человека, который хочет покаяться, да только очень уж тяжело было смотреть, как он давит из себя слово за словом вместе с кровью. Догадайся я раньше, что означает его приписка в письме к Феликсу, он бы сейчас здесь не лежал. То есть лежал бы, но не здесь, и не со смертельным ранением, а всего лишь с разбитой мордой, да и не лежал бы уже — оклемался. Это нелепое, ни к селу ни к городу упоминание о давнем споре с Феликсом на счёт золота, — мне следовало сразу скумекать, что не было никакого спора между ними много лет назад, что Генка специально написал так, чтобы Феликс насторожился и захотел перевернуть пару камней у Каблука Туфельки, отыскивая записку; ну и себе, для прикрытия, оправдаться, зачем он станет шарашиться у скал, когда все отдыхают. Он ведь сообразил, что я проверю блокноты по дороге.

— Я боялся, что Книга пропадёт, если с нами что-то случится, — с трудом выговорил Генка. — Так не должно быть. Технологии Надзирателей могут перевернуть наш мир, понимаешь? Если ими овладеть… Обещай мне, что не оставишь корабль только себе, если найдёшь его. А хочешь, то и себе оставь, сам распоряжайся, только используй на общее благо! Хорошо?

— Обещаю.

Генка бросил на меня взгляд, в котором смешались сомнение, надежда, чувство вины и ещё что-то.