Орландо Паис Фильо - Энгус: первый воин

Но вымыслы хороши для детей. Слишком скоро я увидел, как все мои детские фантазии оказались растоптаны жестокостью и алчностью взрослых.

Потом еще раз я соприкоснулся с этим мистическим миром в обители Ненниуса, только на сей раз у фантазий оказался совсем иной смысл; в них уже присутствовали Бог и сонмы Его ангелов. И это оказалось настолько мощной, величайшей фантазией, что она послужила преображению моих жизненных планов и путей. Мне стало ясно, что жестокость этого мира будет излечена на небесах и что мы должны жить и чувствовать сообразно нашей вере.

Тем временем старик остановился у ворот. Он все еще оставался полускрыт туманом и словно чувствовал, что я внимательно наблюдаю за ним. Он стоял перед городом как призрак, нарисованный моим воображением, как необыкновенное видение. Я решил открыть ворота и встретить его, но на всякий случай прихватил с собой и топор. Вот петли заскрипели, и я оказался лицом к лицу с загадочным стариком. В глаза мне глянул тусклый взор колдуна. Казалось, он так и звал к смерти. Я невольно стиснул рукоять топора: одно неверное движение со стороны этой бродячей загадки — и она отправится обратно к себе в преисподнюю… Я сделал шаг навстречу… потом второй. Ощущение холода, шедшее от старика, усилилось, но он не двинулся с места, как заколдованный, и не отрывал от меня глаз.

— Кто ты, старик, и что тебе здесь нужно?

— Мне не нужно ничего, бедный воин. Ничего… Энгус МакЛахлан! Все нужно только тебе. К концу дня приходи к священным камням Стоунхенджа!

Мне не понравились ни приглашение, ни тон, каким оно было сделано, — все это походило, скорее, на приказ.

— Приходи, Энгус! Это важно.

И не говоря больше ни слова, старик развернулся и отправился прочь. Холодная волна прокатилась по всему моему телу. Да, существо это оказалось и в самом деле очень странным, но в то же время я отчетливо сознавал, что передо мной настоящий мудрец. Манеры его величественны, а в глазах светилось неземное спокойствие.

Скоро он исчез за горизонтом, словно мираж.

Я обсудил эту историю с королем, ибо совершенно не понимал, откуда он знает мое имя, если никогда раньше со мной не встречался. Альфред решил пойти со мной на таинственную встречу в Стоунхендже.

И вот мы отравились туда, прихватив с собой нескольких воинов из моего отряда, ибо, хотя мир с врагами заключен, война только кончилась, и поэтому стоило принимать определенные меры предосторожности. После непродолжительной верховой прогулки мы добрались до знаменитых камней, которые и раньше казались мне самыми настоящими алтарями или сиденьями для каких-то великанов.

Мы спешились и огляделись. Перед нами расстилалось великолепное торжественное зрелище: оранжево-алое небо пылало как огонь, а вокруг камней, повторяя их кольцо, стояло множество монахов с тонзурами и в черных одеяниях. Монахи были самые обыкновенные.

Отшельник был уже там, посреди таинственного круга. Он распростерся на коленях, головой касаясь земли. Мы с королем переглянулись, заинтригованные и озадаченные присутствием множества монахов, пребывающих в безмолвной молитве.

Отшельник поцеловал землю и снова посмотрел на меня:

— Подойди, Энгус. Настало время получить то, что принадлежит тебе по праву.

Следом за мной к отшельнику подошел и Альфред. Молитва монахов стала слышна, она звучала на латыни, языке, который Альфред знал. Я взглянул на него, пытаясь прочесть по выражению его лица смысл происходящего и то, какое отношение имеет все это ко мне. Момент был чрезвычайно торжественным и таинственным. Я подошел к старцу.

— Говори, старик! Чего ты хочешь от меня? Как тебя зовут? — Мне не хватало терпения разгадывать загадки, и не нравились проволочки. Я считал, жизнь должна быть прозрачной, как вода. Ненниус, служивший образцом для меня, был самым прямым человеком, которого я встречал, он никогда не ходил вокруг да около. Я подошел ближе и увидел, что старец держит в руках меч, который сиял так ярко, что почти сливался с его белыми одеяниями. Длина меча была такова, что кончик лезвия касался земли, хотя рукоять находилась на уровне груди.

— Мое имя Кайлах Патрик, а меч этот принадлежит тебе, Энгус МакЛахлан, — сказал он мне, и голоса монахов зазвучали громче.

Я смотрел на чудесный меч и видел глаза старца. То были дикие глаза, с жестким выражением, они наполнили меня мрачным предчувствием, словно я находился перед персоной более важной, нежели король, и должен быть более осторожным.

— Меч этот, Энгус, — начал он свой рассказ о происхождении чудесного оружия, — создан более трех сотен лет назад, когда остров был еще населен язычниками. В то время сюда прибыл святой по имени Колумба. Миссия его состояла в проповеди Евангелия на благословенном острове. Он обращал в христианскую веру целые народы, королей, и ему явились ангелы, указавшие, что он должен выковать святой меч. Кельты владели древним знанием в этом искусстве, и, чтобы создать священное оружие, которым станут сражаться в будущем, он нашел кузнецов-друидов.

Я посмотрел на меч. Он был огромным, с золотой рукоятью, покрытой гравировкой.

— Это Гаот Керридвен, Приносящий Справедливость. И отныне и впредь ты и твои потомки будут использовать это оружие.

В этот миг монахи опустились на колени. Альфред из уважения повторил их движение, а я, остолбенев от удивления, не знал, что делать: должен ли я взять меч или преклонить колени перед старцем. Отшельник начал молитву на латыни, и Альфред, видя, что я пытаюсь понять смысл церемонии, встал и подошел ко мне, чтобы объяснить услышанное. Он начал переводить рассказ старца:

— Этот меч, как и корона императора Карла, содержит один из трех святых гвоздей, которыми распинали Господа. Он переходит в руки человека, который станет применять его лишь для битвы против зла и несправедливости. С помощью Господа, ангелов и святых станет он срывать маски с предателей, сокрушать планы черного зверя, пытающегося положить конец человечеству, столкнув его во тьму. Но то, что я хочу поведать вам, совершенно необычайно. Внимайте же.

Некогда я пребывал в пещере близ монастыря Ионы и был поглощен волнами времени, так что мне явилась великая тайна священного меча. Мой дух словно попал в объятия смерча, и я чудесным образом перенесся в год 545 от Рождества Христова, где оказался удостоен пребыть близ святого Колумбы.

Лес был сырым… В этот чудесный миг птицы, что всегда весело распевали в ветвях, безмолвствовали, словно листья в безветрие. Только ветер шептал свою песню, и тихие звуки плыли среди древних дубов, извечных хозяев леса, укрывавших все, столпов земли, великих алтарей друидов.