George Martin - Танец с драконами

– Я тоже знаю эту историю, но Дейерон многое приукрасил в этой своей тщеславной книжонке. Ту войну выиграли корабли, а не козьи тропы. Дубовый Кулак уничтожил Деревянный Город и прошёл до середины Зеленокровной, пока основные дорнийские силы стояли на Принцевом Перевале. – Станнис постучал пальцами по карте. – Эти горные лорды не будут препятствовать моему продвижению?

– Разве что пирами. Ведь каждый будет пытаться переплюнуть соседей своим гостеприимством. Мой лорд-отец говорил, что никогда не ел и в половину так хорошо, как объезжая кланы.

– Полагаю, ради трёх тысяч человек я смогу потерпеть немного каши и волынок, – произнёс король, хотя его тон свидетельствовал, что ему будет трудно вынести даже это.

Джон повернулся к Мелисандре:

– Миледи, должен предупредить – в этих горах правят старые боги. И кланы не потерпят надругательства над их сердце-древами.

Это, похоже, позабавило её:

– Не бойся, Джон Сноу, я не потревожу твоих дикарей и их тёмных богов. Моё место здесь, с тобой и твоими отважными братьями.

Это последнее, чего хотелось бы Джону, но до того, как он успел возразить, король произнёс:

– Куда мне вести этих ваших здоровяков, если не в Дредфорт?

Джон бросил взгляд на карту:

– В Темнолесье, – постучал он пальцем. – Если Болтон собирается бороться с железными людьми, вы должны сделать то же самое. Темнолесье – это лишь холм с частоколом, посреди густого леса, к нему легко подобраться незамеченным. Сам замок деревянный, защищённый лишь земляным валом и частоколом из брёвен. Очевидно, что путь сквозь горы отнимет больше времени, но там ваше войско останется незамеченным, чтобы внезапно появиться почти у самых ворот Темнолесья.

Станнис потер подбородок:

– Когда Бейлон Грейджой восстал в первый раз, я побил железных людей на море, где они наиболее свирепы. На земле же, застигнутые врасплох… да. Я одержал победу над одичалыми и их Королем-за-Стеной. Если я смогу разбить и железных людей, север поймёт, что у него снова есть король.

«А у меня будет тысяча одичалых, – подумал Джон, – и никакой надежды прокормить хотя бы половину из них».

Глава 18. Тирион

«Скромница» продвигалась сквозь туман подобно слепцу, осторожно нащупывающему путь в незнакомой комнате.

Септа Лемора молилась. Сквозь белую пелену её голос звучал тихо и слабо. Гриф ходил по палубе. Под плащом из волчьей шкуры тихо позвякивала кольчуга. Время от времени он касался своего меча, словно проверяя, на месте ли тот. Утка с правого борта, а Ядри – с левого отталкивали лодку шестами. Исилла встала у руля.

– Не нравится мне это место, – пробормотал Хэлдон Полумейстер.

– Испугался легкого тумана? – поддел его Тирион, хотя, по правде говоря, туман был довольно-таки густым.

Вглядываясь с носа «Скромницы» в белую завесу, Юный Гриф держал наготове третий шест, чтобы оттолкнуть судно от любого появившегося по курсу препятствия. Нос и корма корабля освещались фонарями, но туман был таким плотным, что с середины палубы карлик видел на их месте лишь парящие в пустоте огоньки. Тириону поручили следить за жаровней, поддерживая в ней огонь.

– Это не простой туман, Хугор Хилл, – настаивала Исилла. – Тут веет колдовством, да ты бы и сам это учуял, будь у тебя нос. Здесь сгинуло множество путешественников, лодок, пиратов, а также больших речных галер. В тщетных попытках отыскать солнце, они в отчаянии скитаются в тумане, пока безумие или голод не забирают их жизни. Тут бродят духи тех, кто не нашел покоя, а там, внизу, под водой – измученные души.

– Вон одна из них, – пошутил Тирион. Справа по борту, из тёмных глубин к ним тянулась рука, достаточно большая, чтобы опрокинуть лодку. Из реки торчали лишь кончики двух пальцев, но, когда «Скромница» проплывала мимо, он разглядел сквозь водяную рябь всю руку и взирающее вверх бледное лицо. Несмотря на шуточки, в сердце Тириона закралась тревога. Это было плохое место, полное отчаяния и смерти. «Исилла права. Туман и, правда, неестественный». Что-то мерзкое водилось в этих водах и отравляло воздух. «Неудивительно, что каменные люди свихнулись».

– И оставь свои смешки, – предупредила Исилла. – Шепчущие мертвецы ненавидят тёплых и живых и постоянно ищут новые проклятые души, чтобы те присоединились к ним.

– Сомневаюсь, что у них найдётся саван моего размера.

Карлик помешал угли кочергой.

– Голод терзает каменных людей куда сильнее, чем ненависть, – из-за обмотанного вокруг рта и носа жёлтого шарфа голос Хэлдона Полумейстера звучал приглушённо. – Ни один нормальный человек не станет есть то, что растёт в этих туманах. Трижды в год триархи Волантиса посылают вверх по реке галеру с провизией, но корабли милосердия часто запаздывают, порой вместо продуктов, привозят новых едоков.

– В реке должна быть рыба, – произнес Юный Гриф.

– Я бы не стала есть рыбу из этих вод, – сказала Исилла. – Ни за что на свете.

– А лучше бы и этот туман не вдыхать, – добавил Хэлдон. – На нас может пасть проклятие Гарина.

«Единственный способ не вдыхать туман – это не дышать вовсе».

– Проклятие Гарина – всего лишь серая хворь, – сказал Тирион.

Эта зараза часто встречалась у детей, особенно во влажных, холодных районах. Поражённая плоть затвердевала, покрывалась коркой и трескалась. Впрочем, карлик читал, что болезнь можно остановить. Мейстеры утверждали, что хорошо помогают лимоны, горчичные компрессы и обжигающе горячие ванны, а септоны настаивали, что лучшее лекарство – молитва, жертвоприношение и пост. Тогда недуг пройдёт, оставив своих юных жертв изуродованными, но живыми. И мейстеры, и септоны соглашались в том, что детей, отмеченных серой хворью, не способна поразить более редкая смертельная форма этой болезни или её ужасная стремительная сестра – серая чума.

– Во всём виновата сырость, – сказал карлик. – Вредные испарения в воздухе. А вовсе не проклятья.

– Завоеватели тоже не верили, Хугор Хилл, – возразила Исилла. – Люди Волантиса и Валирии подвесили Гарина в золотой клетке и смеялись, когда тот призывал на их головы гнев Матери. Но ночью воды поднялись и поглотили врагов. С того дня и до сих пор нет им покоя. Они все ещё там, под водой, те, кто когда-то были повелителями огня. Их холодное дыхание поднимается из тьмы, порождая эти туманы, а плоть так же бесчувственна, как и сердца.

Тирион почесал отчаянно зудевший обрубок носа. «А старуха-то, похоже, права. Поганое местечко. Такое чувство, что я вновь стою в нужнике и смотрю, как умирает отец». Карлику подумалось, что он бы тоже свихнулся, доведись ему проводить свои дни в этом сером бульоне, наблюдая, как плоть и кости превращаются в камень.