Лестница в небо - Алексей Анатольевич Федорочев

теперь только дочку Галю дождаться, а занять остальные буквы он своим внукам завещает.

— С юмором он у тебя!

— То-то и оно, что я даже не знал раньше, что он и чувство юмора имеет, и заботу проявлять умеет! Меня-то дрессировали — дай боже! Шаг вправо, шаг влево — сразу же наказание! Только я теперь понимаю, что это и была забота, по-иному нельзя было! Алексей тогда об армейском гасителе рассказывал, так я, оказывается, просто счастливчик по сравнению с ним! А ведь запросто мог на его месте оказаться, люби отец меня меньше.

Неопределенно пожимаю плечами. Приятно, конечно, что Борис насчет отца прозрел, но я ему с самого начала это твердил, так что неудивительно.

— Но я отвлекся, — продолжает тем временем Черный, — отец, как я говорил, возможности не упустит, а поскольку речь идет еще и обо мне, то дела провернет к всеобщей выгоде.

— Я, кстати, спросить хотел: у нас тут излишек средств образовался благодаря Задунайским, может, с твоим отцом что-то замутить? Как думаешь, не откажет?

— А я про что?! Только надо будет к январю проект хоть вчерне накидать, с пустыми руками к нему идти бесполезно, но это мы с тобой потом обсудим, не отвлекайся!

— Ладно-ладно! — поднял я руки.

— Потемкины сейчас чем известны: более половины энергоблоков в империи выпускают их заводы. Как думаешь — захочет Бушарин из лодочного сарая в оснащенные лаборатории переехать, заиметь сотни подчиненных и возглавить их научное направление?

— Думаю, что да…

— Вот-вот. Теперь Францев. Как думаешь, захочет он возглавить клановую службу безопасности?

— Немного загибаешь. Во-первых, кто ж мне даст? А во-вторых, он почти неодаренный.

— Не ожидал от тебя: мне казалось, ты ко всем ровно относишься, на наличие-отсутствие дара не оглядываешься!

— Ты меня неправильно понял! Рус — он умница, такие мозги дай бог многим одаренным иметь, но с его мизером УЕ ему будет сложно на таком посту!

— Не недооценивай его. Пару лечебных амулетов сваргань да заряжай регулярно — вот и конец сложностям. Автомат во многих случаях — хорошая альтернатива всем вашим лезвиям и плазме. И вообще: если доходит до боестолкновения, и главе безопасности приходится за оружие браться — грош цена такому начальнику! — припечатал Борис. — А Руслан, будь уверен, до такого не доведет, всех раньше вычислит и вычистит.

— Мысль твою я понял, для пилотов с Метлой сам плюсы найду, остальные тоже, думаю, внакладе не останутся, но ты забываешь, что на меня есть виды у церковников. Мне уже интересно — что ты насчет них скажешь?

— Егор! Тебя воспитывал умнейший человек прошлого столетия! Это и у нас, и за рубежом признают! У тебя по отцовской линии за спиной вереница высокородных предков! По материнской, уверен, тоже не все плохо, хоть ты и молчишь на эту тему! Тебе благоволит Милославский. Не спорь, он мог бы тебя прижать, и никуда бы ты не делся, но почему-то он не стал этого делать! У тебя в должниках совсем не слабый клан Задунайских в лице его главной семьи. У тебя свои мозги, наконец, имеются! Придумаешь что-нибудь! Может, выпилишь их, как ты выражаешься, вряд ли там сотни человек задействованы. Вообще ставлю на то, что всего около десятка организаторов. Найдешь на них другую силу. На принцессе женишься. Куча вариантов! — Оптимизм Бориса зашкаливал: с его точки зрения что проблема, что решение не стоили выеденного яйца. — Просто я вижу, что ты зациклился на своих планах. Планы отличные, не спорю. И в том, что ты добьешься их выполнения — не сомневаюсь. Только почему ты отметаешь все остальные возможности?

То ли Борина прочувствованная речь так подействовала, то ли я сам наконец созрел, но я ощутил себя ослом, которого тащат с засохшей делянки на соседний луг, где трава сочная и зеленая, а он, скотина, всеми ногами упирается.

Я не обязан любить и охранять папаню, я не обязан помогать церковникам в их планах, но к любому результату их действий должен быть готов. Если теоретически к моим услугам могут быть все ресурсы целого клана, то грех будет продолжать пафосно превозмогать и штурмовать трудности, а всем этим не воспользоваться.

ИНТЕРЛЮДИЯ ДЕВЯТАЯ

Поток приносящих соболезнования: сочувствующих, равнодушных и даже откровенно злорадствующих уже к середине дня превратился в хоровод смазанных лиц. Потом, потом он сам и вместе со своими аналитиками посмотрит записи, чтобы сделать выводы, но сейчас больше всего хотелось запереться в спальне, вытянуться на кровати и не видеть, не видеть эти опостылевшие рожи! «Понимаю вашу утрату!» Да что бы вы, сволочи, понимали! Да, у нас были разногласия с отцом, на многие вещи мы смотрели по-иному, но, черт возьми, это был мой отец! Я любил его!

Про жену, похороны которой проходили одновременно с отцовскими, иначе чем матом не думалось. Никчемная сучка, даже смертью своей доставившая море проблем!

Сбоку к нему жался с трудом сдерживающий слезы Миша, девочки поддерживали бабушку. Вот она, самая первая и главная проблема! Сумеет ли он как раньше относиться к детям, зная, что натворила их мать? Тот самый роковой вечер в который раз предстал перед глазами.

Неотвратимым повеяло еще в тот момент, когда он увидел входящего в двери особняка отца — тот был на себя не похож. Вскрывшаяся связь Гордеевых с конгломератом торговцев одаренными людьми жестко ударила по Потемкиным. Нет, на допросы их не таскали, все было чинно и деликатно, глава Приказа и его доверенные люди смиренно с виду просили уделить им время. Но вот показным смирением этим ни отец, ни сын даже на мгновение не обманывались: цепные псы императора только и ждали команды «фас».

Надежду дарило то, что в делах «Фаворита» и еще нескольких подобных контор, разбросанных по стране, Потемкины никак не были замешаны, как бы тщательно ни искали следователи зацепки. Не были, не состояли и даже, к счастью или нет, ни сном ни духом… Отец, ездивший сначала в Зимний, а потом и в Гатчину ежедневно, как какой-нибудь мелкий клерк на работу, все-таки нашел возможность напроситься на высочайшую аудиенцию, когда следствие подошло к концу. Но, судя по виду, новости он принес неутешительные.

Когда старик, а теперь он выглядел именно так, молча, шаркающей походкой прошел мимо выскочивших навстречу домочадцев прямиком к себе в кабинет, оставшиеся на лестнице мать и сын тревожно переглянулись и бросились следом. Все так же молча глава семьи проследовал к своему месту, споткнувшись на ступеньке, положил на стол незнакомую папку и уселся в кресло, упершись локтями в столешницу,