Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Пелиас, рассеяно постукивающий пальцами по нефритовому столику, вдруг встал.

— Пошли! — бросил он Конану, и тот подчинился. Они молча вышли из зала и поднялись по мраморной с золотом лестнице на самую высокую башню. В звездной ночи свистел ветер, взъерошивая черную гриву Конана. Под их ногами сияли огни Хорсемиша, далекие, как звезды над головой. Пелиас с ледяным величием смотрел на звезды — такие же высокомерные, как он.

— Есть создания, — сказал он, — не только на земле или в море, но в воздухе и глубинах неба… Они живут своей жизнью, и люди о них не знают. Однако с помощью магических слов, знаков и полного Знания мы можем повелевать ими, они не злы. Смотри и не бойся.

Он поднял руки к небу, издал странный долгий клич, который, казалось, бесконечно дрожал в пространстве, удаляясь все дальше, в необозримый космос. А затем настала невозможная тишина. Меж звезд взмахнули крылья, и что-то огромное упало перед Конаном. Большие спокойные глаза смотрели на него. Кто это? Не птица и не летучая мышь.

— Садись на него, — приказал Пелиас. — На заре ты будешь уже в Тарантии.

— Клянусь Кромом! — воскликнул Конан. — Не сон ли это? Может, я сплю в своем дворце? А ты? Я не могу оставить тебя одного, среди врагов.

— Обо мне не беспокойся, — улыбнулся Пелиас. — На заре народ Хорсемиша узнает, что у него новый владыка, а тебя унесли боги. Мы встретимся с тобой на равнине у Шамара.

Конан боязливо взобрался на гигантскую спину, ухватился за изогнутую, длинную шею. «Нет, я все-таки сплю, — сказал он себе, — и вижу сон». Далеко под ним пронеслась башня, на которой он оставил Пелиаса, и огни покинутого им города.

4

На улицах Тарантии кишела толпа. Люди размахивали кулаками, ржавыми пиками. Занималась заря второго дня сражения в Шамаре, и события развивались так быстро, что мутился разум. С помощью средств, известных одному только Тзоте-Ланти, весть о смерти короля достигла Тарантии через шесть часов после начала сражения И тотчас начался хаос.

Бароны бежали из королевской столицы, нахлестывая лошадей, дабы защитить свои замки. Народ дрожал от страха при мысли о возвращении феодальной раздробленности: ведь у покойного короля не было сына. Граф Тросеро, правитель города, старался успокоить народ, но в своем неразумном страхе люди вспомнили о старых гражданских войнах и о том, что этот же самый граф осаждал Тарантию лишь пятнадцать лет назад. На улицах кричали, что Тросеро выдал короля и замышлял ограбить город. Появились наемные солдаты, вытаскивающие из лавок перепуганных торговцев и вопящих женщин.

Тросеро обрушил на грабителей всю мощь своей власти, забросал улицы их трупами, отогнал грабителей в жаркой схватке, арестовал их начальников. Но народ по-прежнему негодовал и кричал, что граф возбуждает смуту, чтобы извлечь выгоду.

Принц Арпелло предстал перед затравленным Большим Советом и заявил, что готов принять управление городом до прихода нового короля. Совет колебался, он слышал гул толпы под окнами — толпа жаждала спокойствия, называя Арпелло спасителем И Совет уступил.

Только Тросеро отказался подчиниться принцу. Он бросил в голову соперника свой жезл командующего, приказал повесить на рыночной площади командиров наемников и под вопли и брань толпы, осыпаемый камнями, обливаемый нечистотами, ушел из города через южные ворота, уводя с собой пятнадцать сотен всадников. Решетки с грохотом закрылись за ним, и лживая маска Арпелло упала, обнажив клыки голодного волка.

Канцлер Публиус — он был против переворота — был брошен в тюрьму. Торговцы, с великим облегчением принявшие нового короля, были потрясены, когда монарх тут же увеличил налоги. Шестеро самых знатных купцов были посланы к королю, но им отрубили головы. Настала мертвая тишина. Купцы, как это всегда бывает с торговцами, пали ниц перед силой и принялись лизать сапоги поработителю.

Простой народ не волновала судьба купцов, но и он возроптал, когда увидел, что солдатский грабеж стал теперь в порядке вещей. На стол Арпелло посыпались жалобы на вымогательства, изнасилования, убийства, но Арпелло было не до того: он завладел дворцом развлечений, и девушки Конана были опозорены в своих пышных покоях. Темноглазые красавицы из Гуатана, стройные брюнетки из Замора, Зингара и Гаркании, брайтунийки с льняными волосами бились в лапах сеидов и плакали от страха и стыда, потому что не привыкли к насилию.

Ночь спустилась на разграбленный, оглушенный город, а после полуночи пронесся таинственный слух, что котийцы воспользовались своей победой и атакуют Шамар. Один из агентов тайной службы Тзоты сказал об этом, и никто даже не удивился, каким образом новость столь быстро дошла до города. Люди стали стучать в двери дворца, требовать, чтобы Арпелло отогнал врага. Он мог бы объяснить, что у него не достает сил, что он не может собрать армию, потому что бароны не признали его королем, но, опьянев от власти, он просто расхохотался им в лицо.

Тогда студент по имени Афенидес обвинил Арпелло на рыночной площади в том, что тот таскает каштаны из огня для Страбонуса, и нарисовал ужасающую картину жизни под властью котийцев и Арпелло-сатрапа. Он еще не кончил, как толпа заревела от ярости. Арпелло велел солдатам арестовать смутьяна, но толпа окружила его, укрыла и разбежалась, закидав солдат камнями, дохлыми кошками и всем, что попалось под руку. Ливень стрел из арбалетов преследовал горожан, но Афенидесу удалось выйти из города, и он отправился умолять Тросеро вернуться в Тарантию.

Афенидес нашел Тросеро, когда тот собирался разбить лагерь за пределами города, намереваясь затем идти в Пуантен, на юго-восток королевства. Тросеро сказал, что у него слишком мало сил, чтобы взять Тарантию даже с помощью народа или выступить против Страбонуса. К тому же жадные дворяне разграбят Пуантен за его спиной, пока он будет сражаться с котийцами.

Король умер, теперь каждый сам должен защищать свое добро. Нет, он поедет в Пуантен!

Толпа в бессильной ярости собралась у высокой башни дворца. Люди вопили от своей ненависти к Арпелло, а он смотрел на них с башни и хохотал. Лучники же его, выстроившись вдоль зубчатой стены, держали наготове луки и арбалеты.

Длинные черные волосы принца были завиты, надушены, стянуты серебряной лентой, под туникой, расшитой золотом, сверкала вороненая сталь. На бедре висела широкая шпага с драгоценными камнями на эфесе — шпага эта побывала во многих сражениях. Принц, конечно, был интриганом. Но и воином тоже.

— Дураки! Безумцы! — Его сумрачное, злое лицо перекосила гримаса презрения. — Орите, что хотите! Конан умер, и Арпелло — король!