Софья Ролдугина - Тонкий мир

Заданий он мне больше не давал. И не разговаривал – вообще. Будто онемел. Мне тоже запрещалось говорить.

Я почти не спал.

Акери проводил со мной целые дни. Расчесывал до бесконечности волосы. Переодевал. Заставлял стоять или сидеть неподвижно по многу часов… А однажды я проснулся и увидел перед собой лезвие.

Конечно, ты догадываешься, что я сделал.

Но Акери не отпустил меня. Напоил своей кровью, и раны закрылись, будто их не было. А я, кажется, после этого съехал с катушек, потому что дальше не помню уже ничего.

Пришел в себя уже во дворце. Меня вызвала к себе Меренэ… и почему-то испугалась. А вскоре я понял, что во мне пробудился странный дар… исцелять. Нести спокойствие. Я решил, что он не должен достаться злобной сестренке или отцу, который и не подумал спасать меня из лап Акери – и сбежал в Кентал Савал. Там напросился в ученики к одному травнику… Ну, дальше было уже легче.

Иногда мне становилось очень паршиво – ни с того, ни с сего. Как будто в душе поворачивали переключатель. В голове начинало стучать: «Бесполезный, бесполезный, бессмысленный»… И тогда только мысль о том, что я – целитель, и должен спасать чужие жизни, удерживала меня… от страшных вещей.

– Ксиль? Ты чего? – Дэйр тронул за плечо застывшего вампира. – Тебе что, плохо?

Максимилиан моргнул, встряхнул головой – и вдруг улыбнулся, словно пьяный.

– Я нашел их, Силле. Твои блоки. На самоубийство, на страх… много на чего. Акери всегда был садистом и замечательным психологом… но бездарным эмпатом. Этого даже возраст не исправил, уж поверь.

Дэйру показалось, что его вдруг окунули в холодную воду.

– И… что? – голос дрогнул. – Ты можешь их… убрать?

Князь задумчиво сощурился.

– Не убрать… нет. Слишком они старые. Но переправить кое-какие ассоциативные узлы так, чтобы тебе не хотелось вешаться… то есть травиться от всякой ерунды. Ненужная жертвенность, к сожалению, останется, да и самоуверенности тебе я не прибавлю… Но все уже не так плохо, да?

Эльф откинулся на подушки, зажмурившись. Сердце стучало где-то в горле.

– Значит, все это… наносное? Не мое? Самоубийства и все такое… Это неестественного происхождения? Сдвиг в мозгах?

– Сдвиг, сдвиг, – хохотнул Ксиль. – Искусственный. Желание убить себя – неестественно само по себе. А ты как думал? Иначе бы мир вымер. Эх, а вроде бы умным себя считаешь…

Дариэль открыл глаза. Небо за окном посветлело. «Всю ночь проговорили», – с удивлением отметил эльф, не чувствуя ни усталости, ни тоски. Только странную легкость. Руки по-прежнему ничего не ощущали, и дар словно отрезало, но если сосредоточиться хорошенько – можно было и подтянуть непослушными пальцами одеяло, или убрать за ухо непослушную прядь… или благодарно сжать ладонь этого невозможного, невероятного существа рядом. Ничего не чувствуя, но додумывая и жар шелковистой кожи, и кинжальную остроту когтей.

– Спасибо тебе, Ксиль… Я не знаю, что делать, но…

– Жить, дружок, – улыбнулся князь, и эта грустная улыбка словно осветила все его лицо, солнечным бликом мелькнув в глазах, каплей дождя скатившись с губ. – Это сложнее, чем умереть, знаешь ли. Я не стану говорить всякие глупости, вроде того, что будет легко. Будет трудно. Ты теперь начнешь обжигаться о сковородки, ронять посуду, бить колбы в лаборатории, промахиваться мимо пуговиц… Но когда-нибудь обязательно вернешь свой дар. А мы с Найтой всегда будем рядом и постараемся оградить тебя от любых неприятностей – от увертливых пуговиц до смертельных врагов.

Дэйр подумал, что ради того, чтобы ощутить такую нежность и любовь, которую излучала и его маленькая наивная ведьма, и этот язвительный, вредный вампир, стоило потерять дар… на время. Определенно – лишь на время.

– Светает, – сказал он невпопад, хотя на языке вертелось совсем другое слово.

– Да не за что, – усмехнулся князь.

Он, разумеется, все понял. 

Глава 16. Кто не рискует…

Довольно давно, еще в школе, мне довелось услышать одну фразу: «Нет предела только глупости, а терпение – ресурс ограниченный». Помнится, тогда Феникс хихикнула и шепнула: «У тебя, наверное, его целый океан».

Что правда, то правда – разозленной, азартной, ввязавшейся в спор Нату Верманову не видели почти никогда. Но не потому, что я действительно обладала каким-то сверхзапасом терпения – нет, просто в большинстве случаев мне было все равно. С одноклассниками дружба не сложилась, если не считать таких же равейн. К преподавателям, как и у брата, отношение было снисходительным: мол, мало же вы знаете о жизни, которой нас учите.

В общем, посторонние меня не интересовали, а близкие – берегли. Где тут демонстрировать ведьминский характер? Вот я и производила впечатление тихого и немного скучного человека, часто безразличного к чужим проблемам. Но на самом деле очень эмоционально переживала беды и неудачи, особенно не свои, а те, что касались семьи и друзей.

Интересно, Дэйр – член семьи или друг? Думаю, и то, и то.

А если копнуть глубже… В каком-то смысле он – мое сердце. И поэтому, когда Дариэль впал в апатию, в грудной клетке стало тихо, как на кладбище.

Сейчас он немного встряхнулся, почти вернулся к себе прежнему. Разве что стал… беспечнее, что ли? Как будто жил одним днем. Заваливал себя кучей дел, легко переключаясь с одного на другое, часами пропадал в лаборатории.

Мы с Ксилем с удовольствием ассистировали ему в исследованиях. К моему удивлению, Дариэль занимался не столько поисками средства для своего исцеления, сколько старыми опытами, начатыми еще до злополучного бала. А неизвестной отраве уделял унизительно мало времени – по остаточному принципу.

Лиссэ навещала нас каждый день, часто – вместе с Ани. Благодаря тетушке мы оставались в курсе самых свежих новостей: что за слухи бродят по Пределам, как продвигается расследование, сумел ли дворцовый целитель разгадать секрет яда… Из столицы тоже приходили отчеты – пока неутешительные: преступника на горизонте было не видать, по всему выходило, что Найнэ и в правду просто спятила от несчастной любви.

Бредовая версия. Даже я, общавшаяся с этой избалованной эльфийской девчонкой совсем немного, понимала, что никаких чувств, способных свести с ума, у нее в принципе не могло зародиться.

Разве что зависть. В сочетании с обидой и наигранным презрением – страшная штука.

Исследование загадочного вещества, которым было напичкано «яблочко», тоже продвигалось медленно. Огромная трудность заключалась в том, что отрава быстро разрушалась, в буквальном смысле превращаясь в пшик. Но стоило Дэйру раз неосторожно коснуться образца рукой, не защищенной перчаткой, как «пыльца» активизировалась… в итоге парализованный участок расширился еще на пару сантиметров вверх по предплечью.