Тайна доктора Авроры - Александра Федулаева

копыт и колёса кареты заскрипели у парадного входа, я невольно вздрогнула.

— Лорд Грэхем, — произнёс Николас, не отрываясь от окна. — Пунктуален, что заслуживает уважения.

Он не обернулся, но я заметила, как напряглись его плечи.

— Вы пригласили его? — спросила я.

— Да. Он просил о встрече. Генри прислал записку. У них есть что-то на Эштона… и не только. Мы должны поговорить.

Я кивнула. Ничего больше не сказала.

Через несколько минут лорд Эван Грэхем стоял в дверях. Высокий, строгий, сосредоточенный. За последнее время он изменился: лицо стало темнее, как будто он всё чаще носил внутри себя что-то невыносимо тяжёлое. Он кивнул мне сдержанно — не улыбкой, не словом, а коротким, почти болезненным движением головы.

— Миледи, — хрипло произнёс он.

— Лорд Грэхем. Рада видеть вас.

Он промолчал. Николас жестом пригласил его в кабинет, и дверь мягко закрылась за ними.

Я осталась одна в холле.

Прошёл час. Потом ещё один. Дом был странно тих — никто не шумел, не хлопал дверьми, даже часы в столовой тикали будто медленнее. Я пыталась читать, но глаза упрямо соскальзывали со страниц. Мысли путались. Что бы там ни обсуждали Эван и мой муж, это касалось и меня. Я чувствовала это каждой клеточкой тела.

Когда, наконец, дверь кабинета открылась, я уже стояла в коридоре. Николас вышел первым, за ним — Эван.

Он был бледен. Даже губы утратили цвет. На мгновение он остановился, увидев меня. Мы встретились взглядами. И это было хуже любых слов.

— Спасибо, что приехали, милорд, — сказала я тихо.

Он кивнул, словно усилием воли сдерживая что-то внутри.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, миледи.

Я смотрела на него и понимала: он знал, как я себя чувствую. Мы оба ощущали себя чужими на собственном месте.

Николас стоял в стороне, молча наблюдая за нами. Я не видела его лица, но чувствовала напряжение в каждом его движении.

— Берегите себя, — добавил Эван. Его голос чуть дрогнул.

Он поклонился, не дожидаясь ответа, и быстро вышел. Шаги на каменном полу отдавались в ушах тяжёлым эхом.

Я обернулась и встретилась взглядом с Николасом.

Он стоял в тени дверного проёма, молча, но взгляд его был неподвижен, точно высечен из камня. Он не отводил глаз — ни от меня, ни от дверей, в которые исчез Грэхем.

Молчание было почти плотным.

— Мне жаль, что так сложилось, — тихо произнёс он наконец. Его голос был спокоен, почти ровен, но в этой тишине каждое слово звучало как колокол.

Я не ответила. Не могла.

Он посмотрел прямо в глаза — глубоко, честно, без обвинений. В его лице не было ни упрёка, ни обиды. Лишь… понимание и боль.

— Лорд Грэхем влюблён в вас, — произнёс он.

Эти слова повисли в воздухе. Я стояла, не в силах пошевелиться. Он сказал это спокойно, без гнева и злости, просто как факт. Как что-то, что давно знал, но только теперь позволил себе озвучить.

— Вы знали? — спросила я почти шёпотом.

— Догадывался. Теперь знаю точно.

— И что вы чувствуете?

Он сделал шаг ко мне и тихо произнёс:

— Чувствую благодарность. Что вы — моя жена. Что он — человек чести. И что вы оба не позволите случиться чему-то недостойному.

Я не смогла найти слов. Лишь кивнула, словно принимая приговор.

— Я знаю, что вы мне верны. И знаю, что он не перейдёт границы, — добавил Николас. — Но я не слеп.

В его голосе не было надлома. Только усталость и горькое принятие. Я хотела что-то сказать, оправдаться, но разве было за что? Вместо слов я подошла ближе, протянула руку. Он взял её. Крепко, твёрдо, как якорь.

— Я дала клятву, — прошептала я. — И буду с вами до конца. Не ради долга, а потому что безгранично уважаю вас.

Он едва заметно улыбнулся и отвёл взгляд, чтобы я не заметила в его глазах блеск, опасно близкий к слезам.

Я медленно шла по коридору и остановилась у двери Эллы. Тихо постучала, но ответа не услышала. Она никогда не отзывалась — просто ждала, зная, что я приду.

В комнате пахло мятой, лавандой и чем-то тёплым, домашним. Элла сидела у окна, штопая любимую шаль. Увидев меня, она подняла глаза и кивнула на кресло рядом.

— Присядь, дитя, — сказала она. — Носишься, как ветром гонимая. Ни себе, ни другим покоя.

Я села. Потом, не выдержав, опустилась на пол и положила голову ей на колени. Она погладила меня по волосам.

— Скажи мне… — тихо прошептала я. — Только не лги.

— Не лгу я тебе с тех пор, как ты на свет появилась, — буркнула она. — Говори.

— Если ты знаешь, что кто-то тебя любит… А ты не имеешь права даже думать об этом? Что тогда?

Она не ответила сразу. Только медленно проводила пальцами по моим волосам, выпрямляя запутавшиеся пряди.

— Была у нас девушка в деревне, — сказала она наконец. — Смелая, красивая. Всех в себя влюбила, а сама смотрела только на одного — бедняка в обрывках, да с одной коровой. Родители выдали её за кузнеца, вдовца с детьми. Велели — и всё тут. И пошла она замуж. А потом, через годы, встретила того бедняка, а он уже не бедный, стал уважаемым человеком, мастеровой, душа нараспашку. Влюбился он в неё заново. Она посмотрела на него и тихо сказала: «Моё сердце помнит, но клятва — за другим».

— И она всё же не ушла к нему?

— Нет, моя дорогая. Осталась с мужем. Любовь — это не только трепет, но и выбор. Каждый день — выбор.

Я молчала. Она нежно гладила меня по голове, как в тот день, когда я впервые осознала, что брак — это нечто большее, чем просто венчание и совместные ужины.

— Я никогда не нарушу обет, — сказала я, — ни поступком, ни словом, ни даже взглядом. Мой муж — это мой долг и моя честь. Я не позволю себе быть причиной боли.

Элла ничего не сказала. Только покачала головой и шепнула:

— И вот за это я молюсь каждый день.

Когда я вышла из комнаты, дом окутала тишина. Николас сидел за столом в кабинете, держа в руке перо. Я остановилась у дверей, не решаясь войти.

Муж поднял взгляд.

— Всё в порядке? — спросил он.

— Да, — ответила я коротко. — Всё хорошо.

Николас ничего не сказал. Просто кивнул и вернулся к бумагам. Мы оба понимали: всё сказано. Мы остались на своих местах. В своих ролях. В своей клятве.

И это было правильно.

Глава 67

С