Валентин Егоров - Граф Орлофф (СИ)

— Ну, и что мы будем делать? Мне совершенно не хочется за кем-то гоняться и преследовать. Большего всего на свете мне хочется, так это вернуться на свое родное подворье, растопить баньку и вместе с Манькой попариться! — Нехорошо улыбаясь и вытирая клинок сабли об одежду убитых, вдруг заявил Конон Зотов.

— А кто это такая Манька? — Не знаю, почему я вдруг поинтересовался.

— Ну, ты, брат, даешь! Настоящего девственника из себя разыгрываешь?! Я недавно слышал байку о том, как ты одновременно двух девиц оприходовал! А Манька — это красивая холопка, которая своего барина должна прекрасною любовью ублажать. Я думаю, что ты немало девиц таких имеешь, так что не спрашивай и не томи воспоминаниями моего сердца!

— Что касаемо баньки, то здесь нет проблем! Могу пригласить домой, там и хорошую баньку имею. А вот, что касаемо Маньки, если имеешь в Париже такую девицу, то можешь и ее с собой пригласить, но я лично в таком деле тебе поспособствовать не сумею!

Подумав немного, капитан-лейтенант русского военно-морского флота Конон Зотов принял мое приглашение. Я же был искренне рад продолжению своего знакомства с таким замечательным русаком, как Конон Зотов.

Наши отношения с монсеньором Филиппом II герцогом Орлеанским крепли день ото дня. Не то, чтобы нам стало невмочь жить друг без друга, а в том, что мы нашли друг в друге понимающих партнеров. Однажды Филипп мне сообщил о том, что один французский дворянин своей глупостью и настойчивостью достал его так, что при виде его он попросту лезет на стенку. Филипп имел аристократическое образование и по характеру он был слегка слабоват по отношению к женскому полу, а также умению за себя достойно постоять. Вместо того, чтобы этого дворянина отправить к палачу на эшафот, герцог Орлеанский выслушивал его рыдания и нытье и часто отваливал тому серебро и золото. Он надеялся, что, получив это серебро и золото, это француз забудет о его существовании. Но тот приходил к герцогу снова и снова, каждый раз с новой просьбой или проблемой.

Но однажды этот французик вдруг исчез, он не появлялся одну неделю, затем вторую. Время шло, а этого злыдня не было видно и слышно. Тогда Филипп решил провести собственное расследование и выяснить, что же случилось с этим дворянином, куда он так неожиданно исчез? Вскоре к нему прибежали его доверенные люди, которым герцог поручил провести расследование, и сообщили о том, что этот француз, посетив русского графа Орлоффа, исчез и с тех пор уже больше нигде не появлялся.

Филипп сначала растерялся, ему очень не хотелось своего нового русского друга относить к категории столь решительных людей, которые ради своих друзей готовы иди на экстремальные меры, убивать других людей. Почему герцог пришел к такой мысли, мне было совершенно непонятно, ведь я не давал повода для появления подобных мыслей у герцога в голове. Но Филипп думал именно таким и никаким иначе образом. Вскоре он сам себя убедил в том, что только настоящие друзья могут поступать подобным образом. В результате возросло его доверие в моем каком-то всемогуществе над простыми людьми. И герцог Орлеанский прямо-таки воспылал ко мне дружескими чувствами.

Когда королевский камердинер Луи-Доминик Бонтан вдруг обратился к нему с просьбой составить ему протекцию и познакомить его со своим русским другом, то Филипп нисколько в этом вопросе не колебался. Он в тот же вечер заехал ко мне и лично передал просьбу обер королевского лакея. Разумеется, я не мог отказать в просьбе своему другу, в жилах которого текла королевская кровь, и назначил встречу через неделю в харчевне Буланже «У трех голубей». Время до встречи с Бонтаном пролетело быстро, с каждым днем количество парижских дел у меня увеличивалось, поэтому и время постоянно убыстряло свой ход.

В принципе, я знал и был внутренне готов к обсуждению вопросов, которые королевский камердинер и управляющий Версалем, мосье Бонтан, вероятно, собирался поднять и обсудить в ходе нашей предстоящей встречи.

Конон Зотов, после получения королевского одобрения на прием на службу во французский военно-морской флот гардемаринами русских юношей, почувствовал себя на взлете и развил активную деятельность по найму на работу в Московию зодчих, математиков, механиков и других знаменитых французских ремесленников. Предлагаемые им деньги за рабочий контракт были даже и для Парижа весьма значительными, поэтому французы охотно подписывали такие рабочие контракты с Кононом Зотовым. Но, чтобы подписавшие такой контракт работные люди могли бы уехать в Московию, снова требовалось королевское соизволение. Поэтому капитан-лейтенант Зотов снова стал моим частым гостем по парижским вечерам, он крутился вокруг меня в надежде на новый счастливый случай и положительное решение своих постоянно возникающих проблем.

Когда я переступил порог харчевни Буланже, то прямо-таки ахнул от охватившего меня внутреннего удивления. Месяца два я не посещал этой харчевни и за это короткое время она сильно изменилась. Появился настоящий обеденный зал со столами и лавками. Хозяин харчевни теперь имел постоянное место за стойкой, отгороженной от зала, за которой он самолично разливал вино и получал деньги в качестве оплаты за питание и оказанные слуги. Появился обслуживающий персонал, чисто одетые ребята, которые у посетителей принимали заказ, а затем разносили его на подносах по столам. Время от времени один парнишка из этих будущих французских гарсонов выкрикивал меню, перечисляя сегодняшние блюда и их стоимость. Эти новаторские меры в ресторанном деле позволили харчевне «У трех голубей» процветать на общем фоне серых и грязных парижских таверн и харчевен.

Увидев меня на пороге своего заведения, мосье Буланже выскочил из-за стойки, бросился меня обнимать и чуть ли не в губы целовать. Сейчас он выглядел, как истинный парижский буржуа, был неплохо одет, имел большой живот, который угрожающе перевисал через поясную перевязь. Я несколько осторожно устранился от его мужских поцелуев, но радостно жал руку старому другу и едва ли не в самое ухо мосье Буланже восторженно кричал о том, как я рад его видеть.

Когда утихли наши первые страсти, то я объяснил мосье Буланже основную причину своего появления в его харчевне. Старик моментально ухватил суть моей проблемы и тут же пообещал нас обслужить на высшем уровне. Он выделил стол в дальнем углу обеденного зала и к нему приставил два удобных кресла. Над столом подвесил разноцветную и ароматную восковую свечу. Затем он переговорил со своими подносчиками и для обслуживания моего столика выделил мне двух лучших своих гарсонов.