Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Конан даже застонал от удовольствия. Однако он оставался пленником. Что толку в ключах, если замок открывается только снаружи? Его ловкие пальцы сказали ему, что брусья тверже шпаги: если он попытается перерубить их, то лишь сломает свое единственное оружие. Но он увидел метки вдоль этих мощных брусьев, метки, похожие на укусы, и с дрожью подумал, какие же чудовища так страстно атаковали этот барьер?.. Ничего не поделаешь: надо искать другой выход. Взяв факел, он углубился в коридор, держа в другой руке шпагу. Ни змеи, ни ее жертвы… Только длинная борозда крови на плитах.

Молчаливая тьма, едва пробиваемая мигающим светом факела, сомкнулась над ним. Там и сям попадались какие-то боковые ходы, но Конан упрямо шел вперед по главному коридору, внимательно глядя под ноги, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку. Вдруг он услышал жалобные всхлипывания: плакала женщина. «Наверное, одна из жертв проклятого мага», — подумал Конан и пошел на звук плача, свернув в туннель еще более узкий, сырой и мрачный.

Рыдания становились все громче. Подняв факел, Конан увидел, что в темноте кто-то есть. Он подошел ближе и остановился в ужасе. У ног его что-то двигалось — что-то, похожее на человека. Тело, казалось, было сделано из желатина, вместо рук и ног — щупальцы, как у осьминога, рыдания вырывались из огромного лягушачьего рта. Выпуклые глаза увидели Конана, рыдания превратились в смех, и чудовище подползло прямо к нему.

Конан отступил и, повернувшись, бросился бежать со всех ног по туннелю, не осмелившись пустить в ход шпагу. Может быть, эта тварь и была земной, но вряд ли шпага остановит ее. Конан бежал что есть мочи и слышал за собой мягкое шлепанье существа и дикий, но человеческий смех. Он слышал такой смех похотливых женщин Шадизара в Городе Роскоши, где молодых рабынь раздевали догола на подмостках публичного рынка. Каким дьявольским искусством Тзота мог дать жизнь такому созданию? Тут, конечно, попирались все законы природы.

Конан бежал и бежал. Вот он пересек нечто вроде квадратного зала, где скрещивались два туннеля. Он не сразу увидел на полу маленькую темную кучку, он не сумел ее обойти, споткнулся, резко вскрикнул и упал. Факел выпал из его руки, покатился по каменному полу и погас. Ошеломленный падением, Конан полежал какое-то время, потом встал и осторожно пошел вперед, вытянув руки. Факел он искать не стал, все равно нечем было зажечь его. Неизвестно, сколько он шел так в полной темноте, но внезапно инстинкт варвара предупредил его о неминуемой опасности. Конан остановился. Однажды он испытал нечто подобное, когда оказался ночью на краю пропасти. Теперь он опустился на колени и стал ощупывать пол. Очень скоро он обнаружил, что стоит на краю колодца. Конан протянул над ним руку и с трудом дотянулся концом шпаги до противоположного края. Конечно, он мог перепрыгнуть колодец, но решил, что это опасно. Значит, он свернул куда-то в сторону и главный туннель остался позади.

Он уже собрался повернуть назад, как заметил слабое колебание воздуха: призрачный ветер, выходящий из колодца, шевелил его черные кудри. Неужели колодец выходит на землю? Нет, этого не может быть! Ведь он в подземелье, в чреве горы, под улицами города. Но откуда же ветер? Слабое ворчание трепетало в нем, будто где-то очень далеко били мощные барабаны. Холодная дрожь пробежала по телу Конана.

Он поднялся и отступал до тех пор, пока из колодца не показалось НЕЧТО.

Конан не мог сказать, что это: он абсолютно ничего не видел, он только чувствовал присутствие недоступного, невидимого разума, дьявольски взлетевшего над ним. Конан повернулся и побежал обратно. Очень далеко, в глубине туннеля, он заметил крошечную красную искру. Он побежал к ней, налетел на каменную стену и увидел искру у самых ног. Это был его факел, огонь погас, но тлел еще уголек. Конан поднял факел и принялся раздувать огонь. Огонь замерцал и поднялся. Конан вздохнул с облегчением и вернулся в зал, где расходились туннели. И вдруг пламя заколебалось, как будто на огонь кто-то дунул. Конан снова ощутил чье-то присутствие и поднял факел.

Он ничего не увидел, но смутно чувствовал, что кто-то, неосязаемый и невидимый, парит в воздухе, да еще изрыгает дикие непристойности. Конан не слышал их, он их чувствовал. Он завертел шпагой над головой, и ему показалось, что он раздирает паутину. Дрожа от ужаса, Конан бросился в туннель, чувствуя за собой горячее зловонное дыхание.

Выскочив в широкую галерею, он наконец освободился от невидимого присутствия. Он снова пустился в путь, напряженно ожидая появления рогатых или косматых чудовищ. Он слышал осторожные, скользящие шаги, в проемах мелькали тени, вдруг раздался демонический хохот гиены и в завершение — человеческий голос, произносящий отвратительные, богохульные слова. Однако рядом с ним, в галерее, не было никого. И Конан скоро понял почему: сзади раздался шорох — тяжелое тело скользило по галерее.

Конан мгновенно погасил факел и бросился в один из проемов. Мимо проползла гигантская змея, отяжелевшая от последней трапезы. Рядом с Конаном что-то застонало от ужаса и убежало в темноту. Как видно, главная галерея была охотничьей тропой змеи и все оставили эту галерею ей.

Что ж, змея была наименьшим из зол. Конан испытывал к ней даже некоторые дружеские чувства, когда вспоминал рыдающий и хохочущий ужас или то создание, которое появилось из колодца. Змея, по крайней мере, земная: это ползучая смерть, но она угрожает лишь телу, она не нападает на душу и разум.

Теперь он шел за змеей следом, снова раздув свой факел, держась от змеи на почтительном расстоянии. Но он не сделал и нескольких шагов, как из ближайшего бокового туннеля раздался чей-то мучительный стон. Осторожность советовала Конану продолжать идти за змеей, но пересилило любопытство. Конан поднял повыше факел, от которого уже мало что оставалось, и то, что он увидел, ошеломило его, хотя, казалось бы, он ожидал всего.

Он стоял перед обширной камерой, закрытой высокой решеткой от пола до потолка, прочно вделанной в камень. В клетке маячил силуэт, который показался Конану человеком или, по крайней мере, чем-то похожим на человека, связанного и опутанного усиками лозы, растущей прямо из скалистого пола. Мягкие, гибкие ветви опутывали нагое человеческое тело, впивались в него, страстно его целовали. Остроконечные листья, кроваво-красные цветы — странные, извращенные — осыпали несчастного. Самый большой цветок расцвел у губ человека. Тяжелые стоны вырывались из этих губ, голова поворачивалась туда-сюда в приступе нестерпимой боли, глаза были устремлены на Конана, но никакого проблеска мысли не было в тусклом взгляде стеклянных зеленых глаз.