Василий Горъ - Законник

— Ты вся промокла… Тебе надо переодеться… Я сейчас поставлю тебя на ноги и помогу снять плащ… Постарайся не упасть, ладно?

Я снова кивнула. И, почувствовав, как в пятки больно ударила земля, закусила губу, чтобы не охнуть…

…Уронив себе под ноги мой плащ, Аурон подождал несколько мгновений и, почувствовав, что я не шевелюсь, скользнул за спину. Еле заметный рывок, недовольный шепот — и я ошалело поняла, что вместо того, чтобы возиться со шнуровкой моего корсета, он просто перерезал ленты.

— Поднимите… подними руки, Илзе!

Я попробовала шевельнуть руками и поняла, что это выше моих сил:

— Н-не… м-могу…

— Понятно… — выдохнул он. И заскрипел зубами…

…Срезав с меня платье и нижнюю рубашку, Ронни на одно мгновение выпустил меня из рук. Я покачнулась… и тут же оказалась замотанной в жутко холодное, но сухое меховое одеяло…

— Я ж-же м-мокрая… — стуча зубами, прошептала я.

— Сомневаюсь, что ты… способна вытереться самостоятельно… — хмыкнул граф Аурон. И, легонько проведя рукой по моим плечам, спине и животу, взял, и развернул одеяло!!!

— Х-х-холодно ж-же!!! — возмущенно взвыла я.

— Потерпи еще чуть-чуть… — взмолился Ронни. И завернул меня в другое: — Молодец! А теперь мы ляжем и начнем греться…

— Что? — забыв про то, что у меня нет сил даже для того, чтобы удерживать равновесие, я развернулась на месте и изо всех сил толкнула его в грудь… Вернее, попробовала толкнуть — наглого мальчишки там не оказалось! Зато одеяло, в которое я куталась, тут же полетело на землю…

— Прости, я неправильно выразился… — виновато пробормотал Утерс. Почему-то снова из-за моей спины: — Я хотел сказать, что собираюсь натереть тебя разогревающей мазью. Просто мама так говорит — «мы ляжем… мы поедим… мы пойдем к Брюзге…»

Я вспыхнула, потом извинилась, помогла ему натянуть на меня сухую нижнюю рубашку и штаны, а потом послушно опустилась на оказавшийся слева лежак…

…Когда Ронни задрал мою рубашку до самой шеи и на спину упали холодные капли пахнущей хвоей мази, я с ужасом думала о том, что совсем не чувствую пальцев ног, а значит, гарантированно заболею. Но стоило мне почувствовать плечами горячие ладони Аурона, как эти мысли куда-то пропали. Уступив место жгучему стыду: к моему телу прикасался не муж, не лекарь и не портной! А значит, я только что потеряла лицо…

«Дура… — возмутился внутренний голос. — Ты связана с ним сильнее, чем с мужем: он поклялся заботиться о твоей жизни и чести! И будет делать это всегда! Чего бы ему это ни стоило…»

Поворочав в голове эту мысль, я ошарашенно поняла, что он — прав. Что Ронни ко мне никогда не остынет! Не забудет про меня ради второй жены, наложницы или любовницы и не прикажет меня удавить, чтобы привести кого помоложе…

«Ого!!!» — восхитилась я. И сразу же расстроилась: ведь данная мне клятва Жизни не мешала ему полюбить кого-нибудь еще.

«Все в твоих руках, дура… — усмехнулось мое второе „я“. И ехидно добавило: — Вернее, наоборот: ты — в его! Цени…»

…Пока руки графа Аурона разминали мне плечи и верхнюю часть спины, я еще хоть как-то соображала: сравнивала технику его работы с манипуляциями мэтра Угтака[121] и Мариссы, пыталась понять принцип надавливаний на те или иные точки и даже иногда вспоминала про Иглу и Молота, болтающихся под дождем. Но стоило Ронни прикоснуться к моей пояснице, как я ошалело открыла глаза и принюхалась.

В схроне пахло дождем, хвоей, прелой травой, мокрым волосом, мужским потом и вином — в общем, чем угодно, кроме экстракта милитриски.

«Получается, это… я сама? — растерянно подумала я. — У-у-у…»

«Вот тебе и „у-у-у…“ — хохотнул внутренний голос. — Радоваться надо…»

«Рановато…» — чувствуя, что еще немного, и я перестану себя контролировать, мысленно вздохнула я. И… заставила себя скользнуть в состояние небытия…

…Там, за гранью реальности, контролировать свои эмоции оказалось намного легче. Да, прикосновения рук графа Аурона к пояснице все еще обжигали, но этот жар уже не туманил мне разум и не подбивал на глупости. Правда, когда Ронни закутал меня в одеяло и принялся мять стопу и голень моей правой ноги, я чуть было снова не ухнула обратно в то самое чувственное безумие: его руки были такими теплыми и сильными, что хотелось заплакать от счастья. А еще… еще сказать ему, что так не честно. Что забота должна быть обоюдной — ведь отдавать должно быть не менее приятно, чем получать…

…— Ну что, согрелась? — сбив меня с мысли, устало спросил граф Аурон. И начал закутывать мои ноги в одеяло.

— Еще как… — выскользнув из транса, ответила я. А потом, решившись, спросила: — Скажи, Ронни, что я должна сказать или сделать, чтобы наша клятва стала взаимной?

Глава 40

Аурон Утерс, граф Вэлш

— Сотник и два десятника… Один — в цветах де Лемойров… Налегке… Лошади свежие… Судя по следам копыт, приехали со стороны Элкора…[122] На дороге — никого… В общем, все так, как вы сказали… — вынырнув из придорожных кустов, доложил Молот.

— А где Игла? — зачем-то поинтересовался я.

— Остался неподалеку от них… На всякий случай… — пожал плечами воин.

Я поправил перевязь мечей, стряхнул с колена еловую хвою, потрепал кобылку промеж ушей, повернулся к Илзе… и, наткнувшись взглядом на плотный черный мешок, наброшенный на ее голову, еле удержался от вздоха: принцесса надела его сама. Без всяких напоминаний с моей стороны…

«Скажи, Ронни, что я должна сказать или сделать, чтобы наша клятва стала взаимной!» — невесть в который раз мелькнуло в голове.

«Ничего… Ты и так делаешь все, что можешь…» — не отрывая взгляда от связанных рук принцессы, мысленно ответил я. И подал кобылку вперед…

…Услышав перестук копыт наших коней, троица мгновенно ощетинилась мечами. А потом, разглядев цвета наших с Нодром сюрко, подняла коней в галоп. И, в мгновение ока преодолев половину перестрела, подлетела ко мне.

— Ваша светлость? Сотник Пограничной стражи Даргар Острога! — представился старший. — Мне приказано доставить вам письмо, ответить на все ваши вопросы и оказать любую помощь, которая потребуется…

Я кивнул. Потом вытянул перед собой руку. И, дав сотнику возможность рассмотреть родовой перстень, перевернул ее ладонью вверх:

— Будьте любезны…

Удостоверившись, что я — это я, сотник подъехал поближе и с поклоном протянул мне крошечный свиток.

Внимательно оглядев обе печати, я вытащил кинжал, перерезал тесьму и, пробежав глазами текст, вопросительно посмотрел на Острогу: