Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм демонов

— Что-то я не уверен, — с сомнением покачал головой мужичок.

— Зато я уверен! — топнул ножкой Соловей. — Я всегда и во всем уверен.

— Ну-ну, — снова покачал головой мужичок.

— Да, я такой! — гордо заявил атаман и даже привстал на цыпочки. — Потомственный лиходей и душегуб Соловей Петрович. Можете звать меня просто Петрович.

— Рад познакомиться, — спокойно отвечал мужичок. — Моя фамилия Каширский. Только мне, извините, Петрович, торопиться надо. Как-нибудь еще встретимся. — И мужичок, поправив котомку, пошел дальше по дороге.

— Эй! — взвизгнул Грозный Атаман. — Мужик, ты куда? Стой!

— Ну что еще такое? — спокойно обернулся путник.

— Куда ты потопал? — обиженно сказал Соловей, — Мы же тебя сейчас будем грабить и убивать. — И, обернувшись к долговязому, уже открывшему было рот, поспешно добавил: — Но насиловать не будем.

— А почему насиловать не будешь? — удивился путник.

— Да знаешь, — смутился Петрович, — чевой-то не хочется.

— А, ну понятно, — кивнул мужичок. — А какать ты не хочешь?

— Да нет вроде, — еще более смутился Соловей.

— А ты потужься, — предложил мужичок, — я тебе помогу.

— Да спасибо, не надо, — окончательно сконфузился Соловей.

— Ничего, ничего, — обаятельно улыбнулся мужичок, — сейчас помогу. — И он вытянул руки в сторону Петровича. — Даю установку…

— Ой, маманя! — сдавленно вскрикнул Соловей. А мужичок, поправив лямки, деловито потопал дальше по дороге.

— Петрович, что с тобой? — озабоченно спросил долговязый.

Но грозный атаман не отвечал ему. Он стоял, широко расставив ноги, и жалобно подвывал:

— Всех зарежу!.. Всем кровь пущу!..

А по его давно не мытым щекам катились скупые разбойничьи слезы.

Вернувшись с полным жбаном лягушек на постоялый двор и переодевшись по-домашнему, Василий взялся было за восстановленный Мисаилом список с «могильного» свитка, но тут в комнату ввалились скоморохи. Были они в легком подпитии, однако детектив, не терпевший пьянства при выполнении рабочего задания, отложил антиалкогольную лекцию на потом, так как почувствовал, что Антип с Мисаилом переполнены не только вином, но и ценной информацией, каковую просто не в состоянии держать под спудом.

Василий сел верхом на стул и приготовился слушать.

— Для начала мы выбрали могилку позаброшеннее неподалеку от нашей усыпальницы и стали ее приводить в порядок, — степенно сообщил Антип, — выпололи сорняки, поправили крест…

— Но вскоре к нам подошел кладбищенский смотритель и предложил грабельки и лопатку, — нетерпеливо подхватил Мисаил. — Ну, мы его тут же спросили о гробнице князей Тихославских. Смотритель что-то нехотя пробурчал, но тут я сказал, что куплю и грабельки, и лопатку, и показал ему золотой…

— Тут он стал сама любезность, — добавил Антип, — и сходу выложил все, что знал. И даже то, о чем мы вовсе не спрашивали. Он порывался провести нас по кладбищу и рассказать обо всех захоронениях, так что мы едва от него отвязались…

— Ну хорошо, а что он сказал о гробнице князей Лихославских? — с нетерпением перебил Василий.

— А ничего, — развел руками Мисаил. — Оказалось, что он уже тридцать лет и три года состоит при кладбище, но не помнит, чтобы хоть кто-нибудь к усыпальнице приходил, не говоря уже, чтобы хоронить.

— Ну, это мы и без того знаем, — с некоторым разочарованием заметил Дубов.

— Зато смотритель зело хвалил господ Загрязевых, — сообщил Антип. — Ну, тех, что в часовне с золотым куполом и изваянием синьора Черрителли. Он сказал, что туда чуть ли не каждый день приходит один человек, очень набожный, и подолгу молится в семейной часовне.

— Как раз при нас он туда входил, — добавил Мисаил. — Сразу видно — изрядный господин. Должно быть, из богатого купечества — в дорогом кафтане и при бороде.

— И долго он там пробыл? — без особого интереса спросил детектив.

— А мы не видели, когда он вышел, — махнул рукой Антип. — Как только поняли, что ничего нового об усыпальнице Лихославских не узнаем, так сразу отправились в прикладбищенский кабачок «Веселый покойник».

— И вот уж там-то как раз кое-чего и разузнали! — радостно выкрикнул Мисаил.

— Насчет Лихославских, — уточнил Антип. — Не успели мы налить по первой чарке, как к нам за стол подсела некая дама…

— Ну какая она дама, — пренебрежительно перебил Мисаил, — настоящая Кьяпсна.

— Кто-кто? — переспросил Дубов. — Это что, имя такое, или фамилия?

— Да прозвище, — хмыкнул Антип. — Так здесь зовут тех, кто слишком злоупотребляет кьяпсом. В общем, горьких пьяниц. Ну вот, мы ей налили чарочку, она ее лихо выпила и начала нести какую-то чушь о том, что вот уже без малого полвека побирается на кладбище и что здесь ее всякий покойник знает.

— Тогда мы спросили ее о князьях Лихославских, — нетерпеливо подхватил Мисаил, — и знаешь, что она сказала? Оказывается, один из них был городским старейшиной, когда Новую Мангазею завоевал царь Степан. За строптивое поведение царь повелел высечь князя на конюшне, и тот, не стерпев позора, закололся кинжалом. После чего всех его ближних и дальних сородичей Степан выслал из Мангазеи — кого посадил в темницу, а кого отправил в разные отдаленные монастыри.

— Так что, выходит, Джон Уильям Свамп вовсе не врал в своем «Завоевании Мангазеи», — с некоторым ехидством отметил Антип.

— Ну что же, теперь нам хотя бы ясно, почему усыпальница князей Лихославских пришла в такое запустение, — подытожил Василий. — Остается только выяснить, каким образом ее используют под…

Но договорить сыщик не успел, так как из коридора донесся неясный шум вперемежку с причитаниями.

Антип выглянул в коридор:

— Там, похоже, с нашим соседом священником что-то стряслось.

И Василий Николаевич понял, что никакого тайм-аута нынче вечером у него не будет.

Клонящееся к западу солнце припекало и размаривало, но майор Селезень терпеливо лежал на крыше баньки и, героически борясь с дремой, оглядывал в бинокль окрестности. На въезде в село со стороны моста солдаты валялись в тени большого амбара, курили и болтали. У моста плескалась в реке ребятня. А совсем недалеко от баньки неспеша проползало деревенское стадо под неусыпным руководством Васятки. Майор направил бинокль в ту сторону — что-то там было не так. И действительно, за стадом плелась худосочная фигура в форменном кафтане.

— Ба, кого я вижу! — ухмыльнулся майор, — Мстислав. Твоя любовь к животным тебя погубит. — И Александр Иваныч бесшумно, но быстро спустился на землю.