Кукла 5 - Мир

— Чокнутая. — проговорил какой-то мужик, выражая наши мысли, огибая её и нас заодно, и заходя в вагон.

Мы, переглянулись, и тоже вошли вагон, а дама осталась на перроне, никуда не собираясь ехать. Одета она красиво, богато! Но… неопрятно, точно так же, как и неопрятен макияж на её лице, хоть и сделан явно дорогой косметикой. И вообще — волосы на голове, словно бы и о расчистке позабыли! И вообще, осунувшееся она вся какая-то все какое-то, да и некрасивая.

И походу… она сама планировала сигануть под поезд! Да наткнулась на столбик-меня, скрытого невидимостью, и… ничего не поняла, погруженная в свои мысли о деньгах, фабриках, и каких-то модных шмотках. Точно чокнутая!

А потом, когда поезд уже отъехал, я вспомнил, что уже видел эту бабу однажды! Её лицо… оно сильно… пострадало от отсутствия дорого ухода, к которому уже явно было привычно, но все же было узнаваемо, как и тело — та дама, из поезда! Что пинала нашу спинку сиденья, кидалась, была усыплена снотворным, и чей мужик бросился на нас с кулаками! Та, с киндером в общем! Правда, не киндера ни бабки что-то поблизости не ведать, рожу явно целитель полечил, но сама дамочка, так, вообще, выглядела… как-то не очень, словно прессом давленная — а была ведь такая боевая! Угрожала и вообще! Ну её в общем.

— По-моему, она кинется под следующий состав. — тихо прошептала мне на ушко сестренка.

Да плевать! Но… все ведь началось из-за… дочки! Или сына… Из-за той… неопределённой! Что прилезла ко мне-ка колени «агу-агу» в пять лет, и взбесила сестренку. С так называемой заботы о ней! Но какая забота, если эта дура баба тут тупо умрет, бросившись под поезд? Кто позаботится о её девочке кроме неё самой⁈ Приемная семья? А может тогда сразу отдать девку туда и жизнь будет проще, а⁈ Они в драку кинулись из-за этой девки! А теперь… теперь эта дамочка хочет оставить ребенка круглой сиротой.

Но в любом случае:

— Да ну её! — проговорил я вслух шепотом для сестры, и постарался отойти в сторонку от входа, чтобы пропустить мимо себя заходящих в вагон пассажиров следующей станции.

Вагоны метро по случаю ранено утреннего часа были практически пустыми, но тем не менее народ все же имелся. Ходил туда-сюда, и невидимке, что не может даже присесть, чтобы не потерять в маскировке, приходится старательно маневрировать, уклоняясь от людей, даже не догадывающихся о существовании у них под ногами двух маленьких детей под плащами.

Впрочем, для нас такое отношение вполне нормально — мы привыкли, что маленьких нас, не замечают большие дяди и тети! Так что довольно ловко маневрируем, не позволяя их телам нарушить наши поля невидимости, генерируемые уже начавшими потихоньку разрушатся плащами — кто сказал, что мы не будем гонять их сутками⁈ Плюньте ему в рожу! Я сам в себя плюнуть не могу!

— Я не буду в тебя плевать, — шепнула мне на это сестренка, прижимаясь к моей тушке поближе, уклоняясь от какой-то необъятной тетки, телесами занимающей весь проход.

И… которой было мало просто сесть рядом, чуть нас не зацепив, так она еще и подвинутся решила, наткнувшись на твердый столбик. Оторвала взгляд от книги, осмотрела то место, где её ноги встретили препятствие, не нашла столба, ощупала и попинала воздух, к возмущению соседа напротив, что решил пересесть подальше от неё на другой конец вагона, и не найдя препятствия, все же подвинулась, сев как ей хотелось. Мы же к этому моменту уже давно слиняли в другой конец вагона, куда к нам пересел тот мужик, убегая от тетки — везет, ага!

Прибыв на вокзал «Ван экспресс» мы убедились в том, что расписание поездов на Сиэль не изменилось, и ближайший будет только ближе к двенадцати часа — нам куковать тут еще семь часов! Пошли из вокзала на улицу, чтобы не торчать в вокзале, где можно случайно столкнутся с народом.

Ну и заодно, решили провернуть тот трюк с дверью, прикинувшись, будто мы уже дома, и просто моемся в ванной. Так себе конечно мысль, но… может хоть это поможет успокоить мать, чтобы она, хоть немножко поспала в эту ночь?

— Только ты мне поможешь. — кивнул я сестре, готовясь разыгрывать сценку.

— Это я с удовольствием — улыбнулась сестрёнка, и я достал кусок железа, что будет играть для нас, что-то вроде микрофона и динамика одновременно, передавая сестренке голос матери, чтобы она его тоже слышала, а матери голос сестры.

Ну и место для постановки аудио театра мы выбрали тоже подходящее, подальше от лишних глаз, в сквере, под деревом, за кучкой облетевших листьев, сгребенных сюда садовниками.

Глава 27

Для начала я похлопал дверьми, изобразил звук топанья маленьких ножек по полу, после чего добавил возмущения:

— Опять мы все грязные!

Сестра добавила и своего мнения:

— А уж я то какая грязная! Братик, помоешь меня?

— Не вопрос!

Звук ноже к ванную и закрытие двери туда, до того, как слегка опешившая мать успеет выскочить в коридор из спальни где сидела на полу, и рыдала, обнявшись с подушкой, той, на которой раньше чаще всего почивал её муж.

Звук льющейся из крана воды, звуки того, как мы раздеваемся, шелестя одеждой и чем-то… чавкающим, словно бы на одежде были тонны грязи — я специально развел водичкой кучку оставшейся в тайнике материи, создавая грязь и пачкая ею все на свети для убедительности. Мурлыканье сестренки под душем, что она устроила почти на весь парк, завлекая окружающих голубей, желающих подыграть своим «курлык».

— Дети… вы вернулись… — простонала мать, прижимаясь к двери, и можно даже сказать — стекая по ней, от облегчения, садясь на пол рядышком.

— Мам? Да мам! Мы тут! Все хорошо. — говорит сестренка, словно бы из-за двери.

Хотя почему словно? Она и правда говорит стенкой в ванной! Там и правда льется вода из душа. И даже и правда наша грязная одежда там валяется и там же падала она! Просто дверь стала пропускать звуки, словно её и нет! А остальное — почти что правда!

— Все хорошо, мам. Сейчас помоемся и выйдем. — говорю я, стенкой комнаты, продолжая словно бы что-то там мочить и мыть, двигая мочалкой по крашенному металлу корыта.

— Дети… — сказала мать смесью строгого голоса и голоса, которым что-то говорят при большом облегчении.

Встала с пола, подергала ручку — закрыто!

— Дети, пустите мать! — требовательно она заявила.

— Мам! Ну дай нам хоть помыться то