Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога

— Смотри-ка — пулемёт, — попытался заинтересовать он девушку. — Пу-ле-мет. Давай, повтори.

— Пу-ле-мет, — сказала Коу. — Пис-то-лет.

— Не так быстро. Давай сперва выучим устройство пулемёта…

— Да вы что парни, у нас тут школа спецназа, что ли? — возмутился Генка. — Нормальных слов не знаете? Элф вчера на привале учил её разбирать винтовку, сегодня пулемёт проходим… Иди ко мне, девочка. Хочешь почку? Вку-у-сная!

Коу быстро очистила почку и тут же её съела.

— Вку-у-сная, — подтвердила она. — Я-не-буду-тебя-резать.

— Спасибо, — с чувством сказал Ждан. — А теперь начнём тебя учить разговаривать по-настоящему…

Надо сказать, получалось у него получше, чем у любого из нас, за исключением Имхотепа. Имхотепу Коу была обязана тем, что сумела произнести первое слово; но после хорошего начала важно хорошее продолжение, и тут со Жданом никто не мог сравниться. Умник всё-таки, и в своей Субайхе им не раз приходилось приводить в божеский вид людей, обработанных бормотунами. Через три дня похода в горах Коу уже тараторила без умолку всё время, когда её рот не был занят пережёвыванием почек, и от неё не стало никакого спасения. Днём, переходя между нами от одного к другому, она ко всем приставала со своей бессмысленной болтовнёй, умолкая только рядом с Имхотепом. Тотигай занимал её бесконечными байками из жизни керберов, Орекс пересказывал предания своего народа. Спать девушка предпочитала рядом со мной, и в конце концов я тоже стал рассказывать ей разные истории ради того, чтобы она побыстрее заткнулась и уснула.

На пятый день погони в горах яйцеголовые, сильно сократившие разрыв с нами во время бури, были от нас уже на расстоянии четверти дневного перехода. Я недоумевал, как им удаётся двигаться так быстро. Наверное, они совсем не давали отдыха ни себе, ни кентаврам. Это было хорошо, потому что при таком темпе они вскоре выдохнутся и начнут отставать. Однако ибогалы могли настигнуть нас прежде, чем это произойдёт. Двигаться по бездорожью мы не могли из-за коня Орекса, однако бросать его не хотели. Коу ещё не смогла бы идти пешком целый день. Но на востоке Нинаксе, где завалы на заброшенных дорогах и тропах встречались едва не на каждом шагу, лошадь всё равно придётся оставить. Орекс это понимал, и стал не более приветлив, чем дракон с больным зубом.

— Мы доведём твоего коня до фактории Юнгана, — успокаивал я его. — Сможешь забрать на обратном пути.

— Кто скажет мне, брат мой, будет ли у нас обратный путь? — вопрошал нукуман. Тем не менее лицо его светлело. — До фактории ещё далеко. Она в стороне.

— Ты ведь поскачешь на лошади. Потом догонишь нас пешком.

— Ты слишком добр, брат мой. Яйцеголовые догонят нас раньше. Коня придётся оставить. Я бы отдал правую руку до локтя за то, чтоб он благополучно добрался домой.

— Лошадь оставлять не придётся, — сказал Имхотеп, слышавший наш разговор.

Ни я, ни Орекс не потребовали объяснений. Судя по виду Имхотепа, он бы всё равно на них не расщедрился. Он был задумчив, я бы сказал — печален. Сегодня утром, вскоре после подъёма, он подошёл к Коу и внимательно посмотрел ей в лицо. Они оба были примерно одинакового роста — не слишком высоки.

— Скоро мы расстанемся, — сказал он, и у девушки на глаза вдруг навернулись слёзы. Она ещё почти ничего не понимала, но смысл сказанного Имхотепом, очевидно, до неё дошёл. — Я хочу, чтобы ты носила вот это.

Имхотеп снял с шеи шнурок с деревянным медальном, похожим на те, что он вырезал, сидя в своей комнате в Харчевне. Коу послушно наклонила голову.

— Носи не снимая. Он поможет тебе, когда меня не станет рядом.

Коу посмотрела на Имхотепа и вдруг разревелась.

— Не надо! — проговорила она сквозь плач. — Не надо!

— Надо, — твёрдо ответил Имхотеп. — Не бойся. У тебя останется Элф. Он позаботится о тебе. Он вернёт тебе разум гораздо раньше, чем смог бы я. А пока носи медальон.

Коу дёрнулась в его сторону, словно собираясь броситься к нему на грудь, но вместо этого повернулась и повисла на шее у меня, безудержно рыдая. С большим трудом, но мне удалось её успокоить. Остальные молча стояли рядом. Как и я, они ничего не поняли из разговора, только что имевшего место между девушкой без памяти и стариком, который, казалось, знал всё на свете. И у всех осталось тяжёлое чувство уже свершившегося несчастья, хотя пока ровным счётом ничего не произошло. И это чувство ещё больше усиливалось от близости места, которое нам предстояло сегодня пройти.

Перевал Мёртвых пользовался такой же дурной славой, как Дворец Феха. Однажды небольшой караван встал там на ночёвку, и никто не проснулся. Несколько лошадей и две собаки тоже умерли, а от чего — бог весть.

Через пару лет та же история повторилась с другим караваном, и теперь никто не хотел не только ночевать на перевале, но и задерживаться там среди дня.

Поговаривали, что путешественников убили призраки умерших из Долины Скелетов — души тех, кто так и не смог здесь пройти, терзались завистью и злобой ко всем, кому это удавалось.

Нинаксе, опустошённая войнами перед Проникновением, оказалась густо заселена сразу после него беженцами с соседней Старой территории. Сюда же стеклось множество переселенцев из Китая, которые почему-то решили, что в чужих краях им будет лучше, чем в родной стране. И вот в восточной части Нинаксе, расположенной за Долиной Скелетов, разразилась чума.

Люди и нукуманы из западной половины королевства устроили на перевале сперва карантин, а затем блокпост. Больные и здоровые в огромном числе скапливались в долине, умирали там тысячами, несколько раз шли на штурм укреплений, но безуспешно, поскольку на подступах к перевалу не имелось никаких укрытий. Они наступали по открытому пространству, а их косили из пулемётов. К тому времени, когда здоровых в долине уже не осталось, чума всё же перекинулась на блокпост. В результате там началась драка между теми, кто хотел бежать на запад, и нукуманами, не желавшими давать заразе возможность проникнуть в расположенный рядом Херекуш: чума была одной из немногих инфекций, одинаково действующих на обитателей обоих миров. На стороне нукуманов оказалось и большинство людей, поэтому паникёры остались на месте. Как, впрочем, и все остальные. Навсегда.

День выдался хмурым, небо затянули тучи. Уже со средины подъёма мы увидели полустёртую дождями надпись, сделанную на плоской скале, обращённой в сторону западной части Нинаксе: «К перевалу не подходить! У нас чума!»

Неподалёку от блокпоста на обочине валялся перевёрнутый, насквозь проржавевший уазик. Чуть поодаль стоял «крузер» — на колёсах, но без стёкол и весь в дырках от пуль. Ближе всех к перевалу с этой стороны некогда подобрался трелёвочник, переоборудованный в броневик. Устрашающей надписи на скале поверили не все, поскольку такие же иногда делали на границах своих владений обособленные общины, не желающие, чтобы их беспокоили посторонние. А те, кто мог засвидетельствовать путникам из дальних краёв, что вынужденные обитатели перевала не шутят, покинули здешние места задолго до появления надписи.