Андрей Балабаев - Бросок за мечтой (СИ)

   Тихий звон дрожью прокатился по позвоночнику. Ответ. Больше нельзя бояться.

   "Давай. Помнишь галерею после танцев?"

   Воспоминание заставило его сперва покраснеть, потом - улыбнуться.

   "Помню."

   Спустя десять минут он уже стоял там - на границе владений ЭПГ, простёрших свои невидимые с земли террасы над Биомом. Небо здесь казалось ближе земли - жемчужно-серое покрывало, безбрежное и бесформенное царство простора, затмевало буро-зелёный ковёр, лежащий далеко внизу. Открытая галерея была пустынна. Когда-то белая, теперь она поблекла, оставшись немногим светлее распахнувшейся за перилами перевёрнутой бездны. По шершавым плитам скользил чудом уцелевший лист.

   Невысокая фигурка в чёрном мундире замерла у самого края - одинокая, неподвижная, совсем не похожая на ту озорную белку, которая зачем-то вклинилась в жизнь Римма вечность назад.

   Он подошёл и стал рядом, глядя в дымчатую даль. Нужно было что-то сказать, но все слова, как назло, куда-то исчезли. Римм открыл было рот, промолчал, глянул краем глаза на Шейд - недлинные растрёпанные волосы дрожали под порывами ветра.

   - Одуванчик, - вырвалось у него само собой.

   - Что?..

   - Ты - как одуванчик. Только не жёлтый и не белый, а янтарно-медовый.

   - Ну и как это понимать? - не поворачивая головы, проворчала она. - Спонтанный комплимент или ты так неуклюже пытаешься начать разговор?

   - И то, и другое.

   - Ладно. Считай, что комплимент мне понравился.

   Он вздохнул, собираясь с духом.

   - Прости. Торт мы так и не съели.

   - Не съели, - этом отозвалась она. - Но я не в обиде. Ты только за этим меня позвал?

   - Я не настолько ужасен.

   - Но почти.

   - Ты же сказала, что не в обиде.

   - А я и не обижаюсь. Просто констатирую факт.

   - Сдаюсь. Я почти настолько ужасен. Но за это я ещё десять раз попрошу прощения.

   - Мало.

   - Сто?

   - Дурак.

   - Наверное. Скоро мы атакуем Чужих...

   - И ты решил закончить все дела. Завещание уже написал?

   - Пытаюсь. Шей... Юля.

   Впервые за время разговора она повернула к нему лицо. Бледная улыбка легла на губы, но не отразилась в глазах. Они смотрели друг на друга не меньше минуты, и Римму не хотелось отводить взгляд от ставших незнакомыми черт.

   - Ты меня любишь? - спросил он в лоб.

   Шейд невесело рассмеялась.

   - Похоже на то. Смешно, правда?

   Римм снова запнулся, не зная, что сказать. Странные, болезненные, грустные чувства подступали откуда-то изнутри, пытались обрести плоть в словах, но не находили подходящих определений.

   - Я... Я не знаю, что я испытываю. Но использовать тебя не хочу. Прости.

   Она снова тихонько фыркнула.

   - Я к этому была готова. Ты же предсказуемый, когда до таких дел доходит. Прямой, как палка.

   Склонив голову, девушка наблюдала за выражением его лица, словно видела в нём нечто понятное лишь ей одной.

   - Что ты чувствовал, когда умирал? Там, в первом бою?

   Вопрос ослабил повисшее напряжение и Римм начал прилежно вспоминать.

   - Сначала - страх. Потом - какое-то запредельное ощущение. Не могу его описать. Будто становлюсь частью света.

   Послышался тяжкий вздох.

   - Для чего? - наконец вымолвила она.

   - Что - для чего?

   - Для чего ты рискуешь жизнью? Ради других людей?

   - Вряд ли.

   - Тогда зачем?

   Римм нырнул во мрак своей души и снова поднялся на поверхность. Открыл глаза - серый свет показался неожиданно резким.

   - Потому что это правильно. Меня мало волнуют другие люди. Я не горю желанием защищать кого-то конкретно. Но внутри есть какой-то эгоистический стержень, который хочет занять своё место в системе. Желает быть частью целого и приближать всеобщую цель.

   - Трудно?

   - Нет.

   - Раньше ты был более... Не знаю, как сказать даже. Живым, человечным, тёплым. А сейчас от тебя холодом тянет за километр.

   - Боишься замёрзнуть - не подходи.

   Он сам не понял, зачем произнёс эти слова, неожиданно отозвавшиеся резкой болью.

   - Вот как. Ладно, если не хочешь - не буду.

   - Мои желания не имеют значения.

   - Ты этому у коммандеров научился?

   - Это естественный процесс. Чем выше степень осознанности и чем больше ответственность - тем меньше ты принадлежишь себе. Я не собираюсь как-либо влиять на тебя. Ни отталкивать, ни сближаться. Вряд ли тебя такое устроит.

   - Ну, ты честен хотя бы...

   Облака варились в котле небес, и галерея выглядела неуютным, холодным местом. Волосы Шейд трепал ветер. Грустная улыбка на её губах медленно таяла, сменяясь странным, совершенно несвойственным девушке выражением - усталым смирением, под стать погоде и раскинувшейся за ограждением серости.

   Обнять её? Удержать? Будет ли это честно, хватит ли у него сил согреть чужую душу, когда не можешь согреть свою? Откуда это рвущее чувство, словно ты завис над бездной и не можешь шагнуть ни вперёд, ни назад? Так сложно протянуть руку... Так сложно закончить всё здесь и сейчас.

   Римм шагнул вперёд, заглянул в тёмную глубину распахнутых глаз и прижал девушку к себе. Она не вымолвила ни слова, и он тоже не сразу преодолел острую боль, причину которой всё искал и не мог найти. Нежность, отчаяние - своё и чужое, бьющееся в этом хрупком теле, долг и холод, надежда и неверие - всё смешалось, не позволяя привычно упорядочить свои мысли. Внутри царил тот же ветреный хаос, что и в небе над ними, и оставалось только одно - нарисовать хаос таким, какой он есть, отказавшись от структуры в пользу одного только образа.

   - Я попытаюсь выразить словами то, что чувствую. Как сумею. Выслушай меня - и тогда уже принимай решение.

   - Выслушаю.

   Он обнял Шейд ещё крепче. Ветер теперь кружил вокруг них, стараясь похитить остатки тепла, и двое смыкали объятия всё теснее, не позволяя стихии разрушить эту жалкую крепость.

   - Я не хочу тебя обманывать. Не думаю, что я тебя люблю. Прямо сейчас я чувствую нежность и просто не хочу тебя отпускать. Но это эгоизм, Юля. Я хочу согреться. Не хочу быть один. И по этой же причине мне хочется тебя оттолкнуть. Я стрелял в Эон Ли, но вместе с ней уничтожил кусок себя. Ничего нет. Ни сожаления, ни раскаяний. И одновременно - я не верю тебе. Порой я хочу сделать тебе больно просто потому, что это будет какой-то иррациональной местью реальности, забравшей у меня даже мечту о счастье. Я ведь больше не мечтаю. Не верю, что может быть хорошо. Меня и тянет к тебе, и отталкивает... Если вдруг решишь остаться - даже не знаю, что смогу тебе дать. И не знаю, смогу ли выбраться из экзекуторских лат. Даже когда всё кончится.