Гарри Тертлдав - Мечи легиона

Однако йезды превратили главную святыню Четырех в место поклонения своему темному божеству. Искусно изваянные барельефы, некогда покрывавшие стены пирамиды, были бесжалостно сбиты и изуродованы, а прямо поверх них грубо начерчены двойные молнии Скотоса.

Над зданием поднимались клубы густого бурого дыма. Когда порыв ветра донес до римлян едкий запах, Марк и Гай Филипп закашлялись.

— Ошибиться невозможно. Мясо, вот что это такое, — мрачно сказал старший центурион.

A жители Машиза, подумал Марк, видят это бурое облако ежедневно. Ничего удивительного, что они так запуганы.

При виде римлян макуранцы прятались в глубокие тени у стен и оттуда поглядывали на чужеземцев краешком глаз, негромко переговариваясь между собой. Ничего удивительного, что гордый, независимый Тамасп большую часть своей жизни проводит в странствиях.

В Машизе безраздельно царствовали йезды, самоуверенные и наглые, как всякие захватчики. Пешими и конными они двигались прямо по середине улицы, ожидая, чтобы всякий встречный убирался с их пути.

Впервые в жизни римляне увидели жрецов Скотоса. Те казались отвратительной и страшной пародией на служителей Фоса. Они носили плащи цвета засохшей крови — вероятно, для того, чтобы кровь жертв, приносимых Скотосу, не была видна на одежде. На груди у них красовалось черное изображение божества, а волосы их были выстрижены в двойные молнии.

Местные жители кланялись каждый раз, когда красные жрецы проходили мимо; даже йезды, казалось, чувствовали себя далеко не столь уверенно в их присутствии.

К облегчению Марка, на рыночной площади Машиза путников встретило нечто похожее на нормальную городскую жизнь. Крики торговцев, разложенные на продажу товары, толпы покупателей и купцов — эта столь обычная для любого большого города картина несколько ободрила римлян. Марку не нужно было знать макуранский язык, чтобы понять: вот этот покупатель считает, что мясник обжуливает его; тот хочет поторговаться с продавцом шерсти, даже если препирательство займет целый день.

Марк поначалу боялся, что ему придется объясняться на пальцах, но большинство торговцев знали по-видессиански несколько слов: числа, «да», «нет» и пару-другую достаточно красноречивых ругательств и жестов, которыми можно сдобрить «да» и «нет».

Скавр купил круг твердого желтого сыра, большую жесткую ячменную лепешку, тесто и маленькую походную жаровенку, на которой можно в пути печь лепешки. Потом приобрел целый мешочек васпураканскнх булочек, выпеченных из сладкого теста с миндалем и присыпанных маковым зерном.

— «Яйца принцев», — усмехнулся булочник, завязывая мешочек веревкой. Марку уже приходилось слышать эту шутку, но он счел своим долгом громко захохотать. Этот смех, кстати, снизил цену за булочки на несколько медяков.

— Что-нибудь еще нам нужно? — спросил он Гая Филиппа.

— Новую флягу, — ответил старший центурион. — Моя течет. Может, удастся хотя бы запаять ее. Потеря воды запросто укокошит тебя в этом пекле. Не стоит спешить без особой нужды.

— Тогда давай поищем лудильщика или медника.

К своему удивлению, Марк не видел на площади ни одного лудильщика -обычно те всегда бродили в рыночной толчее. А булочник не понимал Марка, когда тот спрашивал его о лудильщиках, — познании макуранца в видессианском на это уже не хватало.

— Похоже, здесь лудильщиков нет. Что ж, сойдет и медник.

Квартал медников находился недалеко от рыночной площади. Римляне двинулись вверх по узкой улице, как вдруг до них донесся шум драки. Слышали его и местные жители, однако никто из них не обратил на это ни малейшего внимания.

Свернув в тесный переулок, Скавр и Гай Филипп увидели, как какой-то мужчина, прижавшись спиной к глинобитной стене, отчаянно вращает дубинкой в попытке отогнать наседавших на него бандитов.

Друзья переглянулись.

— Ну что, может, нам сравнять силы? — спросил Марк. Не дожидаясь ответа, он вскочил в седло.

Гай Филипп уже карабкался на своего коня. Сейчас у старшего центуриона была лошадка получше, чем бедный серый коняга. Это был крепкий гнедой жеребец с белым пятном на лбу.

Услышав громкий цокот копыт, один из бандитов тут же удрал. Другой метнул в трибуна длинный кинжал, но в спешке промахнулся. Лошадь Скавра железными подковами втоптала его в пыль.

Третий бандит замахнулся на Гая Филиппа булавой с железными шипами. Старший центурион отразил нападение своим гладием и точным выпадом вонзил меч в горло негодяя.

Последний из нападавших прыгнул на центуриона сзади и попытался стащить его с седла, однако тут незнакомец пришел на помощь своим неожиданным спасителям. Метнувшись вперед, он обрушил дубинку на шею бандита.

Марк бросился было в погоню за тем, который удрал в самом начале, но тот уже затерялся в лабиринте узких улочек и переулков, совершенно незнакомых трибуну.

Когда Марк вернулся, спасенный наклонился над оглушенным бандитом. Вытащив из-за пояса короткий меч, он откинул голову побежденного назад и перерезал ему горло. Эта скорая и беспощадная расправа заставила Скавра нахмуриться, однако трибун тут же подумал, что бандиту, вероятно, повезло. Мгновенная смерть куда лучше правосудия йездов. О том, что представляет собой это правосудие, Марк старался вообще не думать.

Незнакомец низко поклонился сначала одному римлянину, потом другому. Он был примерно одного возраста с Марком и почти такого же роста, как трибун, но гораздо более худощав. У него было длинное сухое лицо, впалые щеки, глубоко посаженные, запавшие глаза, темные и мрачные. Поклонившись еще раз, он произнес фразу на макуранском языке.

Марк знал на этом языке достаточно, чтобы объяснить, что не понимает. Без особой надежды на успех трибун задал другой вопрос:

— Вы говорите по-видессиански?

— Немного. — Акцент незнакомца звучал резче, чем у Тамаспа. -Позволено ли знать имена спасителей?

Римляне переглянулись, пожали плечами и назвались.

— Я — должник навсегда, твой и твой. Мое имя — Табари.

Незнакомец произнес это таким тоном, словно римляне непременно были должны знать, кто такой Табари. Марк сделал попытку изобразить глубокое душевное потрясение. Гай Филипп просто издал неопределенный звук.

Как раз в этот миг появился отряд лучников. Солдаты бежали так быстро, как только могли. Видимо, кто-то, в конце концов, дал стражникам знать о неравной схватке.

Командир йездов увидел труп бандита, плавающий в луже крови, и что-то рявкнул. Солдаты мгновенно наставили стрелы на римлян и Табари. Скавр и Гай Филипп замерли, боясь сделать неловкое движение, которое могло быть неправильно истолковано.