Генри Каттнер - Темный мир

— Так помоги же мне вспомнить! — продолжал настаивать я.

Матолч отвернулся.

— Я не знаю. И не хочу знать. Я думаю, Гэст Райни это знает. Ллур — это… это… он всегда голоден. Но его аппетит может удовлетворить лишь… лишь…

Он опять замолчал.

— Да, Ганелон, ты совсем забыл, — сказал он, помолчав. — А как вызвать Ллура, ты тоже забыл? Это очень важно для тебя и для всех нас!

Я не знал, что ответить. Голова была пустая, что-то непонятное творилось в ней. Одни воспоминания накладывались на другие, а в результате ничего не было понятно.

Я заметил, что Матолч кинул в огонь какую-то траву и она вспыхнула, издавая знакомый неприятный запах.

— Прошу тебя, Ганелон, ответь мне, можешь ли ты вызывать Кэр Ллура или нет. — Его голос стал странно мягким и вкрадчивым.

Знакомый неприятный запах от сгоревшей травы стал еще сильнее, и я почувствовал, как он что-то открывает внутри меня и это выходит наружу. Я уже никак не мог повлиять на этот процесс.

Я резко вскочил перед Матолчем. Подбежав к огню, я сделал два шага и одним ударом ноги опрокинул жаровню с углями на пол. Угли рассыпались по каменному полу. Оборотень вздрогнул от неожиданности и посмотрел на меня.

Схватив Матолча за одежду, я затряс его с такой силой, что его голова чуть не оторвалась. В этот момент я почувствовал острую ненависть к нему.

Какой-то рыжебородый негодяй хотел меня обмануть!!

Я слышал, как говорю, но говорю совершенно незнакомыми мне фразами. Я бы даже сказал, что кто-то другой во мне думал и говорил за меня.

— Будешь болтать со своими шлюхами! — дико закричал я на него. — Прекрати у меня вынюхивать, ты будешь знать только то, что я захочу сказать тебе, и все! Я скажу тебе, что желаю сказать, и не больше! А если ты еще будешь бросать разную дрянь в огонь, то полетишь туда следом.

Матолч сжал зубы и с ненавистью смотрел на меня своими желтыми глазами Он изменился в лице, тело стало пластичным, почти жидким, еле видным. Сквозь дым от рассыпанных углей ярко светились желтые волчьи глаза. Откуда-то послышался звериный рык.

Человек не мог издавать такие звуки. Матолч на моих глазах явственно превращался в волка.

Но уже через мгновение передо мной опять стоял обычный человек, который осторожно высвободился из моего захвата.

Что за наваждение или иллюзия?!

— Очень жаль, но даже травы не помогли освежить тебе память, это должно было помочь, но увы… А ты напугал меня!

Я пошел к двери, не отвечая и не смотря в его сторону.

Матолч окликнул меня:

— Остановись! Еще один момент. Забери — это твое!

Я остановился.

Матолч протянул мне шпагу без ножен, которой я пытался сражаться с ним.

— Она твоя. Помнишь, я забрал ее, когда мы проходили сквозь Огонь Нужды? — спросил он.

Так же молча забрав шпагу, я направился к выходу из комнаты.

Идя следом, Матолч говорил:

— Ганелон, пойми, мы не враги. Если ты мудр, ты не забудешь моего предупреждения. Не говори о Кэр Ллуре и не ходи к нему, заклинаю тебя!

Я быстро шел вперед, держа шпагу в руках. Ноги несли меня сами. Я чувствовал изменения в мозгу. Рисунок на картине стирался, вероятно, от этих трав, которые жег на огне Матолч. А другой рисунок, предыдущий, становился заметнее, проявляясь из-под верхнего.

Ведь эта вспышка была не характерна для поведения Эдда, но вполне нормальным поступком для Ганелона.

Откуда-то я знал, что нахожусь в замке, причем замок этот был целым лабиринтом.

Несколько раз я проходил мимо часовых, расставленных в разных местах замка, и у всех солдат был уже знакомый мне страх в глубине их глаз. При моем приближении их страх усиливался.

Но я упорно шел вперед, торопливо проходя янтарный зал. Откинув в сторону светлую портьеру, я вошел в круглую комнату, обитую очень красивой тканью.

Все в этой комнате расслабляло Небольшой фонтан посередине, сводчатые потолки, шелк по стенам. Пройдя через комнату и арку, украшенную листьями, я оказался в саду.

Среди множества красивых цветов и растений в нем я не нашел ни одного знакомого. Все они были слишком причудливыми и необычными и переливались множеством красок. Казалось, что они специально раскрашены так диковинно или в них вставлены огромные драгоценные камни. Цветы расстилались плотным ковром по всему саду.

А деревья были совсем живыми. При моем появлении их толстые сучья и ветки начали двигаться и шевелиться. Я почувствовал головокружение и закрыл глаза. Снова открыв глаза, я увидел, что ветки деревьев медленно тянутся ко мне. Деревья, двинувшиеся было навстречу, остановились и замерли. Они узнали меня и расслабились. Я поднял голову и посмотрел наверх.

Над этим странным садом нависало почти черное небо, резко контрастировавшее с ярким огромным солнцем, освещавшим остальную часть небосклона.

Вдруг сад снова оживился.

Вся зелень проявляла явное беспокойство. В глубине сада показалась фигура человека, пытающегося пробиться через плотные заросли. Но то одна, то другая ветка выгибалась и била его как разжимающаяся пружина. Беспокойство охватило всю зелень. Змееобразная ветка изогнулась и быстро выпрямилась — ударила и вновь стала на место.

Человек, бегущий вперед, уворачивался как мог от этих страшных ударов зеленого охранника.

Стало ясно, что этот человек пытается прорваться ко мне. Он был одет в нечто плотно облегающее тело.

Его лицо было мне незнакомо. Я не заметил у него никакого оружия, но к поясу был пристегнут пистолет или нечто похожее на него.

Я услышал его голос:

— Эдвард! — сказал он настойчиво, но очень негромко, явно не желая быть услышанным остальными. — Эдвард Бонд! — снова произнес он.

Я понял, кто он. Что-то внутри меня прокрутило кадры убегающих, одетых во все коричневое или зеленое фигур.

Это враг! Бунтарь! Повстанец! Выскочка! Вот кто нанес верхний слой на картину моего мозга и спрятал истину даже от меня самого, от великого лорда Ганелона!

Та же злоба, как и при виде Матолча! Ярость застучала в моих висках с необычной и незнакомой мне силой. А Эдвард Бонд внутри жался от страха. Мое тело, бесспорно, принадлежало Ганелону — плечи назад, грудь выставлена вперед, презрительная улыбка на губах, высокомерно задранный вверх подбородок.

Эдвард Бонд беспомощно слушал, как Ганелон кричит на незнакомом языке и проклинает этого человека.

Прибежавший слегка пригнулся, как бы прячась от моей брани, и в недоумении замер.

Он потянулся к пистолету и настойчиво старался взглянуть мне в глаза, однако это ему не удавалось.

— Ты Ганелон? — с запинкой спросил он. — Эдвард, ты с нами? Послушай меня, Эдвард, ты с нами, ты не Ганелон!